Арзи-биби (нежно). Ах нет, мы возлежим в цветущем саду! Садитесь рядом… Да снимите же наконец вашу саблю, ваш колючий камзол!
Камильбек. Вдруг придут?
Арзи-биби. Никто не придет.
Камильбек. А ваш муж?
Арзи-биби. Он пошел играть в кости к ростовщику Вахиду. Это уж до утра.
Камильбек расстегивает пояс, кладет его вместе с саблей. Снимает с себя камзол и вздыхает. Арзи-биби закрывает дверь на крючки и засовы. Багдадский вор осторожно приподнимает крышку сундука и жадно вдыхает свежий воздух. Внезапно брякнуло кольцо калитки.
Голос Рахимбая. Открой!
Камильбек. Рахимбай! Я пропал… (Заметался.)
Голос Рахимбая. Открой же! Ты что, заснула там?
Арзи-биби (стонущим голосом). Подождите, не стучите так громко: у меня болит голова! (Камильбеку.) Не шлепайте пятками – слышно… (Мужу.) Сейчас, сейчас: куда-то задевались туфли, не могу найти… (Камильбеку.) Прячьтесь в сундук! Скорее! Я его выпровожу… (Мужу.) Иду-иду! Великий Аллах, ни минуты покоя в этом доме!
Камильбек (от страха ничего не видя, лезет в сундук). Здесь что-то мягкое…
Арзи-биби. Это перина.
Камильбек. И жесткое…
Арзи-биби. Да лезьте же!
Камильбек лезет в сундук. Арзи-биби захлопнула крышку и выбегает из комнаты. Стенка сундука, обращенная к зрителю, открывается.
Багдадский вор. Тише, вы продавите мне живот!
Камильбек. Что?.. Кто это?
Багдадский вор. Куда вы суете свой палец – это мое ухо!
Камильбек. Кто тут?..
Багдадский вор. Тише! Сюда идут! Не бойтесь, сиятельный Камильбек, от меня вам не будет вреда…
Камильбек. Кто?..
Багдадский вор (свирепея). Молчи, иначе я пущу в дело нож!
В сундуке все замирает. Входят Арзи-биби и Рахимбай.
Арзи-биби. Как хорошо, что вы сегодня вернулись рано!
Рахимбай. Я не застал Вахида дома. Опять, наверное, отправился к своей девчонке на улицу Водоносов. Ты слышала, он завел себе любовницу, этот старый распутник.
Арзи-биби (в негодовании). Любовницу! Какая безнравственность!
Рахимбай. Да! Пороки в нашем городе укоренились столь глубоко, что светлейший хан повелел отрубать голову всякому, кто…
Арзи-биби (стонущим голосом). Я совсем больна… Если бы вы позвали лекаря Сагдуллу…
Рахимбай. Сейчас позову.
Камильбек зашевелился, Багдадский вор яростно сжимает ему руки.
Что это? Мне послышалось…
Арзи-биби. Опять, наверное, мыши…
Рахимбай. Кстати, ты слышала новость? Помнишь Нигматуллу, торговца кожами? Так вот, он застал у своей жены… кого бы ты думала! Главного мираба из управления городских арыков и водоемов.
Арзи-биби (с ужасом). Чужого мужчину?!
Рахимбай. Да! Дело дойдет, надо полагать, до самого хана. Не завидую мирабу.
Арзи-биби. Так ему и надо за распутство!
Рахимбай. А изменница подвергнется наказанию плетьми!
Арзи-биби. Таких жен следует жечь на кострах или бросать в кипящие котлы!
Багдадский вор (в сундуке, шипит). Куда вы суете ноги… Вы продавили мой живот до самой печени…
Камильбек. Тише… Вы погубите нас обоих…
Рахимбай. Слышишь?.. Опять… И как будто в сундуке.
Арзи-биби. Это не в сундуке, а под полом. Мыши!
Рахимбай. Надо принести кота. Возьму заодно у лекаря кота и сейчас принесу. Не вставай, не надо: я запру калитку снаружи, чтобы тебя не беспокоить. (Увидел серебряный пояс, золотую саблю и камзол.) Что это?
Арзи-биби (в смятении). Это… это… Я не знаю…
Рахимбай. Что это? Откуда?
Арзи-биби. Я… Я приготовила это вам в подарок.
Рахимбай. В подарок? Мне? Саблю? Ты лжешь! Говори, чей это камзол, чья сабля?
Арзи-биби. Да ваша, ваша! Не кричите так – соседи услышат.
Рахимбай. Пусть! Пусть они услышат! Пусть знают! Кто здесь был без меня? Ага, молчишь! О распутница! Говори – кто?
Неожиданно сундук открывается, и в облаке взлетевшего пуха перед онемевшим купцом и Арзи-биби предстает Багдадский вор.
Багдадский вор. Арзи-биби! Мы с вами не должны больше обманывать вашего достойного мужа…
Арзи-биби, от страха взвизгнув, зарывает голову в подушки.
Когда я услышал, как ласково разговаривает он с вами, сердце мое преисполнилось стыда и раскаяния. О, какое счастье, что мы с вами, Арзи-биби, не успели еще извлечь из сундука ожидания ковер нашей страсти! Отныне мы должны свернуть этот постыдный ковер и похоронить его в могиле вечности!
Арзи-биби (высунув голову из подушек). Я его не знаю!.. Я его вижу первый раз в жизни!..
Багдадский вор. Не вы ли, Арзи-биби, увлекли меня сюда, сказав, что ваш достойнейший муж пошел играть в кости к ростовщику Вахиду…
Рахимбай. Ты даже это разболтала ему!
Арзи-биби (бросается к мужу). Выслушайте меня! Я не знаю этого человека!
Рахимбай. Изменница! Обманывать своего благодетеля, который взял тебя нищую! Обманывать! И с кем? С такой гнусной рожей!
Багдадский вор. У женщин часто бывают странные склонности…
Арзи-биби. Он лжет!..
Рахимбай. Замолчи!
Багдадский вор. Хвала Аллаху, что супружеская честь ваша осталась неочерненной! И отныне – клянусь вам – никогда больше я не наполню своих глаз вашим видом и видом вашей жены! (Идет к дверям.)
Рахимбай растерянно смотрит ему вслед, хватает пояс, камзол, золотую саблю, швыряет к дверям.
Рахимбай. Эй, ты! Саблю свою подбери!
Багдадский вор берет саблю, пояс, завертывает в камзол и уходит.
Арзи-биби (в слезах). Я не знаю его!.. Я не знаю его!..
Рахимбай. Лжешь, презренная! (Садится.) Я всегда так верил тебе!.. О подлая, неблагодарная!.. Не я ли тебе подарил драгоценности…
Арзи-биби. Возьмите обратно свои драгоценности! (Бросается к нише, открывает шкатулку. Шкатулка пуста. Издает тихий вопль.)
Рахимбай кидается к шкатулке. Супруги переглядываются.
Старый дурак! Старый толстый дурак! Что вы пристаете ко мне со своей дурацкой ревностью? Где драгоценности? Неужели вы еще не поняли, что это был вор! Вор, забравшийся в дом!
Позабыв обо всем, супруги дружно бросаются в погоню, крича: «Ловите вора!»
Комната опустела. Камильбек поднимает крышку сундука, вылезает, весь облепленный пухом. Крадется к окну и выскакивает в него.
Занавес
Действие второе
Сцена шестая
Озеро. Хибарка сторожа возле шлюза, в которой расположился Насреддин со своим ишаком.
Насреддин (ишаку). Что ж это получается, мой верный ишак? Гюльджан, уезжая с детьми в Бухару, поручила нам сторожить дом, а мы вместо этого сторожим чужое озеро. А я ведь обещал к ее возвращению починить забор. Нам с тобой надо очень спешить…
Входит Саид, сгибаясь под тяжестью трех корзин с хлебными лепешками и трех корзин с абрикосами.
Саид. В селении так удивились, когда я сказал, что покупаю для вас три корзины абрикосов и три корзины лепешек. Все говорят: «Не к добру это, ох не к добру!»
Насреддин. И ты думаешь – не к добру?
Саид. Простите меня, но… До полива осталось десять дней…
Насреддин. Я помню, Саид.
Саид. Зульфи уже выплакала все глаза и потеряла веру. Сегодня утром она надела на свою яблоньку черную ленту! (Голос его начинает дрожать.)
Насреддин. Потеряла веру? Это плохо.
Саид. Может быть, все-таки нам лучше бежать, пока не поздно?
Насреддин. Бежать? Тогда уж втроем – я тоже с вами. И не втроем – вчетвером: ведь не брошу я здесь моего ишака! И не вчетвером – впятером: я забыл еще одного. Это будет уже не бегство, а целое переселение. (Кладет руку на плечо Саида.) Скажи своей Зульфи, что все будет хорошо.
Саид. Она не поверит.
Насреддин. А ты сам мне веришь?
Саид (замялся). Теперь… Когда эта должность хранителя озера… Захотите ли вы думать о нас…
Насреддин. О неразумный юноша! Умей доверять другу – это величайшая из наук!
Саид. Простите меня.
Насреддин. Ты веришь мне?
Саид (тихо). Верю.
Насреддин. Тогда и Зульфи поверит. Твоя вера передастся ей. Иди! И помни: мы всегда вместе. Что бы ни случилось, мы вместе.
Саид уходит. Ишак сунул морду в корзину.
(Оттаскивая его за хвост.) Куда ты, куда? О длинноухое вместилище навоза! Если ты будешь совать свою морду куда не следует, я отправлю тебя на живодерню!.. Я… (Увидев кого-то, хватает корзину с абрикосами и ставит перед ишаком.) Да простит меня высокорожденный за эти абрикосы – лучших здесь не нашлось. Зато лепешки сегодня хороши…
Входит Агабек, с изумлением глядит на Насреддина.
На завтра, о блистательный и царственнорожденный, я заказал для вас черешню и ранний урюк. (Откладывает одну лепешку в сторону.) Эта лепешка недостаточно хороша для вас, в ней запекся уголек… Скушайте другую…
Агабек кашлянул. Ходжа Насреддин притворно вздрогнул, обернулся, изобразил на своем лице замешательство.
Агабек. Ты кормишь абрикосами своего ишака?
Насреддин. Тсс… Ради Аллаха, высокочтимый хозяин, не произносите этого грубого слова: оно неуместно.
Агабек. Как – неуместно? Здесь стоит ишак, я вижу ишака и говорю – ишак.
Насреддин. Три раза, как нарочно! Лучше отойдем, хозяин, и поговорим наедине.
Агабек. Мы здесь наедине – ведь не считаешь же ты нашим собеседником этого ишака?
Насреддин. В четвертый раз, милостивый Аллах! Отойдем, хозяин!.. Отойдем! (Снимает халат и, растянув его на жердях, отгораживает ишака как бы занавесом.)
Выходят из хибарки.
Агабек. Белыми лепешками и абрикосами…
Насреддин. Это великая тайна.
Агабек. Тайна? (Подставляет ухо.) Я слушаю.
Насреддин. Не допытывайтесь, хозяин. К этой тайне причастны многие сильные мира.
Агабек. Тогда наравне с другими сильными посвяти и меня в свою тайну.
Насреддин. Я глубоко чту вас, хозяин. Здесь, в селении, вы воистину сильный, но по сравнению с теми – козявка!
Агабек. Да завяжется в три узла твой язык на этом дерзком слове!
Насреддин. Простите меня, хозяин, но когда речь идет о царственных особах…
Агабек. О царственных особах? Ты – мой слуга, значит, не должен от меня скрывать ничего.
Насреддин. Что мне делать? С одной стороны, я действительно не должен иметь никаких тайн от своего благодетеля…
Агабек. Вот именно.
Насреддин. С другой стороны, гнев могучих, гнев, который может испепелить нас обоих…
Агабек. Я не скажу никому.
Насреддин. Не сочтите за дерзость, хозяин, если я потребую клятвы.
Агабек. Клянусь своим загробным спасением!
Насреддин. Хорошо, я открою вам эту тайну, высокочтимый хозяин. Но завтра утром.
Агабек. Только утром?
Насреддин. Раньше не могу, даже если бы из-за этого пришлось покинуть место хранителя озера.
Агабек. Покинуть место? Что ты, зачем? До утра я подожду (Уходит.)
Насреддин возвращается в хибарку, отдергивает халат.
Насреддин. Сожрал!.. Все сожрал!.. О бездонное брюхо! Скоро ли ты подохнешь? А где лепешка, которую я отложил для себя? (Не найдя лепешки.) Эге! Да ты, я вижу, успел заразиться той же болезнью, от которой лечится мой добродетельный спутник.
Последние слова слышит Багдадский вор, неслышно появившийся из-за хибарки.
Багдадский вор (протягивает Насреддину драгоценности). О Ходжа Насреддин! Я преисполнен теперь такого рвения, что могу украсть даже это озеро вместе со шлюзом. Приказывай!
Сцена седьмая
Садик Мамеда-Али. Старик окапывает яблони. На яблоньке Зульфи – черная траурная лента. В стороне разговаривают вполголоса Саид и Зульфи.
Зульфи. Бежим! Куда-нибудь в горы, к цыганам или киргизам.
Саид. Нет, Зульфи, нам теперь не надо бежать.
Зульфи. Неужели они и тебя сумели уговорить, Саид?!
Саид. Не плачь. Послушай, у нас появился друг и защитник.
Зульфи. У нас друг и защитник? Кто?
Саид. Я не могу сказать тебе. Знаю только, что он нас спасет.
Зульфи. И ты ему поверил?
Саид. О Зульфи! Умей доверять – это величайшая из наук! Если бы ты видела взгляд нашего покровителя, слышала его голос, ты бы поверила!
Мамед-Али (втыкает в землю мотыгу и направляется к влюбленным). Прошу тебя, Саид, удались. Не терзай сердце ни себе, ни ей… Теперь она уже не наша… Иди… Так приказывает судьба! (Вздохнув, возвращается к яблоням.)
Саид. Зульфи! Надейся!
Взявшись за руки, влюбленные смотрят друг на друга долгим взглядом. Саид стремительно уходит. Зульфи, рыдая, скрывается в доме. У забора появились Насреддин и Багдадский вор.
Насреддин (протянув вору драгоценности вдовы, шепчет). Положи под яблоню… Присыпь землей…
Багдадский вор проскальзывает в садик, кладет драгоценности под яблоню и возвращается к Насреддину.
Мамед-Али подходит к дереву, начинает окапывать.
Насреддин и Багдадский вор с нетерпением следят за ним из-за забора.
Багдадский вор (шепчет). Вниз посмотри!..
Насреддин (так же). Да нагнись же, старик…
Багдадский вор. Пониже… Ну… Ну…
И, словно услышав их, Мамед-Али нагибается, видит драгоценности, поднимает их дрожащими руками. Роняет браслет, нагибается поднять его, но от волнения рассыпает остальное.
Мамед-Али. Зульфи!.. Зульфи!..
Зульфи (вбегая). Что с тобой, отец?! Тебе плохо?! (Увидела драгоценности.) Что это? Откуда?
Мамед-Али. Нашел!.. Вот сейчас, под яблоней… Мы спасены! Мы спасены! (Рассматривает драгоценности.) Это золото и… и настоящие камни… (Опускается на колени.) Возблагодарим великого Аллаха, который услышал наши мольбы и снизошел к нашему горю. Сам всемогущий послал к нам своего ангела, чтобы избавить Зульфи от рабства!
Насреддин (вору). Это ты – ангел!
Багдадский вор (падает от смеха на землю, корчится, дрыгает ногой). Ангел… Ох, не могу… Ангел… Ой!..
Мамед-Али и Зульфи скрываются с драгоценностями в доме.
(Утирая слезы.) О Ходжа Насреддин! Прикажи, и я украду для тебя звезду с неба!
Сцена восьмая
Озеро, хибарка сторожа возле шлюза. На небе первая полоска зари. Входит Агабек.
Агабек. Эй, сторож! Ты обещал открыть мне тайну.
Насреддин. Помню.
Агабек. Утро уже наступило.
Насреддин. Да, высокочтимый хозяин. Приготовьтесь услышать.
Агабек. Мои уши на гвозде внимания, а язык в темнице молчания.
Насреддин (неожиданно резко вскрикивает). Алиф! Лам! Мим! Алиф! Лам! Ра!.. Кабахас чиноза! Чунзуху, тунзуху! (Обходит вокруг хибарку.) Теперь нас никто не подслушает.
Агабек. А кто мог подслушать раньше? Ведь мы здесь вдвоем, если не считать ишака.
Насреддин. Тсс, хозяин! Я же просил вас не произносить вслух этого непристойного слова! (Встает, отвешивает ишаку почтительный поклон.) Высокочтимый Агабек видит перед собой наследного принца Магрибского, превращенного с помощью злых чар…
Агабек. Принца?!
Насреддин. Да, это единственный сын великого султана Магриба Абдуллы-абу-ибн-Муслима!
Агабек (разражается хохотом). Этот ишак – принц?!
Насреддин. Остановитесь, ничтожный! (Кланяется ишаку.) Да не прогневит высокорожденного смех этого невежды!
Агабек. Тайна!.. А я-то думал… Какой он принц! Самый настоящий ишак!
Насреддин. Тсс, хозяин! Неужели нельзя выразиться иначе? Ну почему не сказать: «этот четвероногий», или «этот хвостатый», или «этот длинноухий», или, наконец, «этот покрытый шерстью».
Агабек. Этот четвероногий, хвостатый, длинноухий, покрытый шерстью ишак!
Насреддин. Если уж вы не можете воздержаться, хозяин, – молчите!
Агабек. Мне? Молчать? Из-за какого-то презренного…
Насреддин. Воздержитесь, хозяин! Молю вас, воздержитесь!
Агабек.…ишака!..
Ходжа Насреддин вновь вешает свой халат на жерди, отгораживая ишака; отводит Агабека в сторону.
Насреддин. Так нам будет спокойнее говорить, если только вы, хозяин, немного умерите мощь своего голоса. Когда вы опять дойдете до этого слова, постарайтесь произносить его шепотом.
Агабек. Хорошо. Хотя, говоря по совести, не понимаю…
Насреддин. Скоро поймете. Разве вы никогда не слышали истории о превращениях? Взять хотя бы Аль-Фаруха-Абдуллу, сначала превращенного в пчелу, потом в крокодила и, наконец, в самого себя. Одного только превращения никогда не испытал этот Абдулла: из плута превратиться в честного человека!
Агабек. Слышать слышал. Но считал это выдумками.
Насреддин. Теперь вы видите воочию.
Агабек. А где доказательства? Что в этом… (понижает голос) в этом ишаке свидетельствует об его царственном происхождении?
Насреддин. А хвост. Белые волоски в кисточке.
Агабек. Белые волоски? Да я тебе найду их целую сотню в любом ишаке!
Насреддин. Тише, тише, хозяин!
Агабек. Этот ишак – принц? Так преврати его на моих глазах в человека или, наоборот, преврати какого-нибудь человека в ишака. Тогда я поверю.
Насреддин. Как раз этим делом я сейчас и займусь. Я должен вернуть ему на короткое время его подлинный царственный облик.
Агабек. Так начинай же скорей!
Насреддин сдавленным голосом выкрикивает заклинания, болтает ногами, ползает на четвереньках.
Насреддин. Алиф! Лам! Мим!.. Алиф! Лам! Ра!.. Кабахас! Суф!.. Чиноза! Мим!.. Тунзуху!.. Чунзуху!.. Итки! Изги! Каф!.. (Неожиданно хватает котелок с волшебным составом и выливает за висящий халат – на ишака.) Алиф! Лам! Мим!.. (Хватает Агабека за руку.) Бежим, хозяин! Бежим! Смертный не должен видеть чуда превращения. А то можно ослепнуть!.. (Оттаскивает Агабека к озеру, опускается на колени, молится, потом встает.)
Агабек (язвительно смеясь). Ну, где же твое чудо?
Насреддин. Еще не свершилось, хозяин. Подождем.
Агабек. Нечего и ждать! Ишак останется, как был, ишаком, но ты навряд ли останешься хранителем озера.
Нечеловеческий вопль прорезал тишину.
Иасреддип (опять падает на колени). Благодарю тебя, о всемогущий! (Встает.) Идем, хозяин! Свершилось!
Возвращаются в хибарку. Насреддин отдергивает халат. На месте ишака – Багдадский вор в уздечке. На нем камзол Камильбека и серебряный пояс, с которого свешивается золотая сабля.
Багдадский вор (крикливо). О нерадивый раб! Долго мы будем терпеть твою невоспитанность? Ну что ты стоишь разинув рот? Сними же скорее с нас неподобающую нам вещь! (Показывает на уздечку.)
Насреддин. Да простит сиятельный принц мою забывчивость. (Кланяется, снимает уздечку.)
Багдадский вор. Нам крайне надоела твоя нерадивость!
Насреддин. В чем я провинился еще, о милостивый принц?
Багдадский вор. Ты еще спрашиваешь! Как ты стоишь?! Вот смотри! Этот совершенно чужой человек… (Агабеку.) Как тебя зовут?
Агабек (у него отнялся язык). Та… та… ба… ба… да… да… бек.
Багдадский вор. А? Что? Не понимаю… Тарабек?
Насреддин. Агабек.
Багдадский вор. Вот теперь слышу ясно! Что ж, пусть будет Агабек. Подойди поближе, не бойся!
Агабек приближается, падает на колени.
(Насреддину.) Вот, смотри! Этот человек хотя и сельский житель, но искусен в обращении с царственными особами. Посмотри на изгиб его спины. Между тем ты, долженствующий стать великим визирем Магриба…
Насреддин. О милостивый принц!..
Багдадский вор. Ты еще осмеливаешься нас прерывать?! Да знаешь ли ты, что в пище, которую ты привез нам вчера, три урючины были помяты? А где бананы, о которых я тебе говорил? Неужели ты до сих пор не понял: если я, наследный принц, возжелал бананов, значит, они должны быть!
Насреддин. О сиятельный принц!
Багдадский вор. У нас нет времени тебя слушать! Мы чувствуем – приближается срок нашего обратного превращения! Сними скорее с нас эту саблю!
Насреддин почтительно снимает с него пояс и саблю.
Возьми ее и носи в знак того, что ты служишь нашей короне! О всемогущий Аллах, наше время кончилось, и мы должны… Ап!.. Ой!.. Уввв… О-о-о! (Заскрежетал зубами и заревел по-ишачьи.) И-а-а… И-а-а-а…
Насреддин (задергивает свой халат на жерди, загораживая вора). Скорее, скорее отсюда, иначе мы ослепнем!
Агабек зажмуривается и следом за Насреддином выходит из хибарки. Начинают молиться, на этот раз оба. Вдруг раздается нечеловеческий вопль.
Свершилось!
Подходят к хибарке, заглядывают в щелку. Из-за халата выходит ишак. Насреддин отводит Агабека к озеру, садятся.
Уф!.. Устал… (Покосился на дверь.) Один Аллах знает, как я устал выполнять его царственные прихоти!
Агабек. Но где ты нашел его? И кто ты сам такой?
Насреддин. Тише… Пребывая в ишачьем образе, принц только не говорит по-человечьи, но все слышит и понимает.
Агабек. Кто ты такой?
Насреддин. Я маг и чернокнижник и посвятил свою жизнь превращениям.
Агабек. Чернокнижник?!
Насреддин. Ну да. Превращать людей в насекомых я научился давно. Хочешь – могу тебя превратить в муравья…
Агабек (опасливо отодвинулся). Нет, я не хочу быть муравьем.
Насреддин. Или в блоху. На один только день! (Вынимает из складок своего шелкового пояса крошечный сосудик.) Ты даже не заметишь, как станешь блохой. Тунзуху! Чунзуху!..
Агабек. Нет-нет! Когда-нибудь в другой раз.
Насреддин. Как знаешь…
Агабек. Скажи, а это трудно – превращать людей в ишаков и обратно?
Насреддин. Превратить тебя в ишака легко. Но вот обратно – дело многих усилий! Для этого нужен особый состав, который я варил в течение трех лет.
Агабек (разглядывая саблю). А что принц говорил о назначении тебя визирем?
Насреддин. А-а! (Махнул рукой.) Султан Абдулла-абу-ибн-Муслим объявил, что тот, кто снимет злые чары с принца, будет назначен великим визирем и хранителем государственной казны.
Агабек. Великим визирем и хранителем государственной казны сразу?
Насреддин. Да… И когда я думаю об этом, у меня начинает болеть печень. Этот глупый принц думает, что меня осчастливил. Но ты сам видел, какой у него характер. Он злобен, вздорен, сварлив, придирчив и упрям, как настоящий ишак. Ох, опять заболела печень!
Агабек. Значит, ты не хочешь быть великим визирем?
Насреддин. Зачем мне быть визирем? Мое дело – черная магия. Мне нужно уединение и волшебная трава.
Агабек. А что если ты… уступишь принца мне?
Насреддин. Не могу.
Агабек. Почему? Мое озеро даст тебе все для уединения и богатой жизни. Ты ищешь волшебную траву? Ее здесь сколько хочешь! Вот видишь тот плющ? Волшебный!
Насреддин. Волшебный?
Агабек. И лопух тоже волшебный! Здесь все волшебное: и трава, и вода, даже камни! Если ты уступишь мне принца, чтобы я с ним отправился к султану в Магриб, я тебе отдам и озеро и дом…
Насреддин. Не знаю, не знаю… Я бы с удовольствием… Да только…
Агабек. Сегодня к вечеру приедет наш кадий Абдурахман, он разбирает жалобы и закрепляет сделки. Мы пойдем к нему, озеро перейдет к тебе, а принц – ко мне!
Насреддин. Если так, я согласен. (Достает из пояса сосудик из тыквы.) Здесь волшебный состав, с его помощью ты вернешь принцу человеческий облик. Это будет через три месяца и три дня, считая от сегодняшнего дня, в полнолуние. Не забудь: чтобы вернуть превращенному человеческий облик, надо обрызгать его и произнести заклинание: «Алиф! Лам! Мим! Чунзуху! Тунзуху!» Если же, наоборот, ты пожелаешь человека превратить в ишака, то и сказать надо наоборот: «Тунзуху! Чунзуху! Мим! Лам! Алиф!» Смотри не перепутай!
Агабек. Я помню.
Насреддин. Если у тебя в Магрибе появятся враги, ты с легкостью избавишься от них, превратив их в ишаков.
Агабек (воинственно). Я превращу в ишаков всех визирей и советников!
Насреддин. Вот-вот! (Передает Агабеку саблю и пояс.) Носи в знак того, что отныне ты служишь магрибской короне!
Агабек опоясывается саблей, подходит к ишаку, низко кланяется.
Агабек. О светлейший принц! Я, ничтожный, недостойный подметать своей бородой даже порог дворца великого султана, клянусь служить честно и преданно! (Оглядывается, подходит к ишаку, говорит ему на ухо.) Для начала сегодня утром я подарю принцу прекрасную рабыню: ее приведут ко мне вместо платы за воду… (Увидев что-то вдали.) Пресветлый принц видит: вон ведут ко мне эту рабыню!
Насреддин. Какие-то люди идут, это правда, но я не вижу среди них женщины.
Агабек. Посмотри внимательнее!
Насреддин. Одни старики.
Агабек. Ага! Опять идут просить за нее! Просите, просите… Когда я буду визирем в Магрибе, я введу подать на каждую просьбу. Попросил – плати! Еще раз попросил – опять плати! Живо отучатся!
Насреддин. Высокочтимый Агабек, каким светлым и могучим разумом обладаете вы!
Агабек. Я введу множество податей. Например, подать на слезы! Заплакал – плати! Еще раз заплакал – еще раз плати!
Насреддин. Какая мудрость! Казна вашего повелителя будет всегда переполнена! Подать на слезы вызовет новые слезы, а новые слезы – новую подать, и так без конца! Какая мудрость!
Агабек (увлекшись). А еще… Подать на смех!
Насреддин. Ну, на этом вы соберете не много! Вот если бы вы ввели подать на храпение во сне! «Хрррр… фью-у» – и давай, давай плати!.. «Хррр… фью-у» – и давай плати!
Агабек (радостно кивает). Это хорошая мысль: подать на храпение во сне!
Насреддин. А если так… (Храпит и свистит изо всех сил.) Хррррр… Фыо-у-у… Тогда платить вдвойне? Поистине самим Аллахом вы предназначены для занятия государственных должностей!
Входят дехкане, кланяются.
Мамед-Али. Мы пришли получить воду.
Агабек. Я не вижу рабыни. Вы зря пришли, почтенные!
Мамед-Али (с достоинством). Моя дочь не товар для торговли!
Агабек (удивленно). Чем же думаешь ты заплатить?
Мамед-Али. Вот! (Протягивает драгоценности.)
Агабек (с изумлением разглядывает их). Где ты взял?
Мамед-Али. Нашел в моем саду, под корнями яблони.
Агабек. Мамед-Али, ты рассказываешь сказки!
Мамед-Али. Я слишком стар для этого.
Агабек. Странно… И подозрительно…
Мамед-Али. Знающие люди говорят, что они стоят дороже четырех тысяч.
Агабек (прячет драгоценности; Насреддину.) Пусти им воду!
Лязгнул ключ, Насреддин снимает замок, старики берутся за ручки во́рота, ржавые цепи натягиваются, ставень шлюза пополз вверх. Слышно, как вода хлынула в лоток.
Все. Вода!
Мамед-Али (опускается на колени). О всемогущий! Благодарим тебя за воду, которая дарует жизнь деревьям, травам и через них – людям! (Благоговейно смачивает водой белую бороду, голову.)
Агабек. Жители Чорака! Сегодня я покину ваше селение. Хозяином озера будет вот он. И мы с ним заключим сделку!
Мертвая тишина, все стоят разинув рты. Агабек важно подходит к ишаку, покрытому попоной, кланяется ему и уводит. Вместе с ним уходит Насреддин. Старики заволновались.
Старики. Сделка?! Что это значит?! За сколько они сговорились? И откуда у этого сторожа столько денег?
Ярмат. Может быть, он переодетый разбойник?
Старики. К Агабеку мы уже привыкли и знаем его цену за каждый полив… А сколько теперь с нас заломит этот новый?
Ярмат. Ему надо очень много денег. Говорят, он своего ишака кормит абрикосами.
Сцена девятая
Сельская чайхана на перекрестке. На помосте важно сидит кадий Абдурахман, возле него – писец. Перед ними стоят Насреддин и Агабек в дорожной одежде, рядом на земле – две туго набитые переметные сумы. Агабек держит за повод ишака, покрытого шелковой попоной.
Кадий. Я, кадий Абдурахман, спрашиваю: есть ли здесь хоть один человек, который может обвинить продавца в кражах, или в убийстве, или в каком-нибудь другом преступлении? Пусть выйдет и скажет!
Молчание.
Появляются несколько запоздавших дехкан. Среди них – Зульфи и Саид.
Может быть, тогда кто-либо обвинит покупателя в каком-либо преступлении, пусть выйдет и скажет!
Ярмат (из толпы, робко). Он кормит своего ишака белыми лепешками и абрикосами.
Кадий. Что такое?
Ярмат. Белыми лепешками и абрикосами… ишака…
Кадий. Какой ишак? Какие абрикосы? Тебя спрашивают об убийствах и кражах!
Ярмат юркнул в толпу.
Приступаем к составлению бумаги! Итак, почтенный Агабек, как вы сговорились? Сколько денег и в какие сроки получаешь ты за свое озеро?
Агабек. Я не продаю. Я обмениваю.
Кадий. На что же именно ты обмениваешь свое озеро?
Агабек. Я обмениваю упомянутое имущество на этого длинноухого, покрытого шерстью.
Кадий. Что ты сказал?
Агабек. Я сказал, что обмениваю свое озеро на этого длинноухого, покрытого шерстью.
Голоса. На ишака… Он обменивает на ишака…
Кадий. Агабек! Ты нездоров?
Агабек. Я нахожусь в твердом уме и здравой памяти! Я говорю, утверждаю и настаиваю, что обмениваю упомянутое имущество на этого длинноухого и покрытого шерстью.
Кадий. Опомнись, Агабек! Да тебе за твое озеро пригонят табун ишаков!
Агабек. Мне табуна не надо. Мне нужен этот покрытый шерстью.
Кадий. Клянусь, никогда в жизни я не свидетельствовал подобных сделок.
Агабек протягивает ему кошелек.
(Хватает его и прячет. Писцу.) Пиши! «Упомянутое имущество – дом, сад и озеро – обменивается на ишака! О чем и составлена мною, кадием Абдурахманом, настоящая запись в полном соответствии с законом и ханскими повелениями!» (Берет бумагу.) Агабек, приложи палец!
Агабек, обмакнув палец в чернильницу, прикладывает его к бумаге.
Приложи и ты!
Насреддин прикладывает палец.
Свидетельствую сделку! (Насреддину.) Отныне озеро принадлежит тебе! (Агабеку.) А этот ишак – тебе! (Прикладывает к бумаге перстень-печать, встает, чтобы уйти.)
Насреддин. Не уходите! Вы мне еще будете нужны! (Протягивает ему кошелек, который исчезает в кармане кадия с такой же быстротой, как и первый.) Чайханщик! По миске плова почтенным блюстителям закона и справедливости!
Кадий. О хитрейший из хитрых! Ты, наверное, присмотрел где-нибудь золотые рудники и рассчитываешь выменять их на драную собаку!
Чайханщик приносит кадию и писцу по миске плова и по лепешке. Опускается занавес, на просцениуме остаются Насреддин и Агабек.
Насреддин (передавая Агабеку сосудик из тыквы). Чтобы вернуть превращенному человеческий облик, надо его обрызгать этим. И что сказать? Ну-ка?
Агабек. Алиф! Лам! Мим! Чунзуху! Тунзуху!
Насреддин. Верно. А если человека превратить в ишака?
Агабек. Тунзуху! Чунзуху! Лам! Мим! Алиф!
Насреддин. Вот-вот! (Хлопает себя по лбу.) Совсем забыл… Вам будут нужны магрибские деньги! Без них вас не пропустят через границу Магриба… Вот что! По дороге, в Коканде, спросите на базаре лавку менялы Рахимбая, отдайте ему драгоценности и возьмите взамен магрибские деньги. Не забудете? Его зовут Рахимбай!
Агабек. Помню, помню.
Насреддин. А теперь идите, путь далек… (Кланяется ишаку.) Да позволит светлейший принц пожелать ему благополучного возвращения под родной кров! (Набрасывает на него дорожные сумы Агабека.)
Агабек. Что ты делаешь?! Отягощать принца! Поистине ты лишен разума! (Взваливает сумы на себя.)
Насреддин. О! Вы самим Аллахом созданы для должности главного визиря! Не забудьте, когда вступите в должность: «Хрр… Фью-у-у…»
Агабек важно кивает и, сгибаясь под тяжестью сум, уходит вместе с «принцем». Вбегает Багдадский вор.
Ну как твое здоровье, мой добродетельный спутник?
Багдадский вор. О Ходжа Насреддин! Ты научил меня несравненной игре. Она интереснее, чем даже игра в кости! И теперь я не дождусь часа, когда доиграю ее до конца.
Насреддин. Какую игру?
Багдадский вор. Разве ты забыл о вдове? Мне не терпится увидеть лицо этой женщины, когда она найдет свои драгоценности в суповой миске.
Насреддин. В Коканд мы отправимся вместе. Мне следует позаботиться, чтобы Агабек никогда из Магриба сюда не вернулся. Однако моему ишаку, моему верному товарищу, в Магрибе делать нечего, он должен возвратиться ко мне! Но прежде мне надо тут доиграть другую игру!
