В «Очарованном принце» упоминаются ханский дворец, тюрьма-зиндан (где Камильбек допрашивал Ходжу Насреддина), а также прочие городские объекты, например, водоём на площади святого Хазрета.
– Сторожевые башни! – писклявым голосом вмешался начальник городского благоустройства. – Уж если вспоминать о башнях, то надлежит раньше вспомнить об очистке и облицовке большого водоема на площади святого Хазрета! Где очистка, где облицовка? Между тем этому делу пошел уже четвертый год, деньги отпускались из казны четырежды!
Слово «хазрет» (или «хазрат») в переводе с фарси уже означает «святой» и оно часто становится частью имени, также как и Ходжа, например. Поэтому словосочетание «святой Хазрет» является тавтологией. Полагаем, что Соловьёв знал об этом, но написал так, чтобы широкому русскоязычному читателю было понятнее. А само обозначение слова известно было уже с конца XIX века. Вот что писал Б. Л Тагеев в журнале «Нива» за 1898 год:
Некоторые муллы, еще при жизни, за благочестивые подвиги признаются святыми и носят название хазретов.
Так что какой конкретно «святой» имелся в виду — неизвестно. Их было много. В современном Коканде сохранилось медресе Миён-Хазрет, построенное в конце XVIII века. Оно находится в квартале, заключённом между ханской урдой и Кокандским педагогическим институтом, который нередко упоминается Соловьёвым в своих рассказах. Медресе представляет собой сложный комплекс из трех дворов, плотно окружённый жилой застройкой. В южной части двора возведена многоколонная мечеть. Рядом сохранился небольшой минарет. Восточный и западный дворы по периметру окружены худжрами. Названо медресе в честь некоего пешаварца (его имя Миён-Ахат — так тоже иногда называют это медресе), который сделал теологическую карьеру при ханском дворе. Известно также тем, что в его стенах учился в своё время поэт Мукими. Был ли там в средневековье «хауз» — водоём, о котором идёт речь в книге — неизвестно. Но, пожалуй, это лучшая на данный момент кандидатура на «площадь святого Хазрета».
Ханский дворец (урда), упоминаемый в книге, не сохранился. Время действия в «Очарованном принце», по вполне понятным причинам, не относится к правлению Худояр-хана, а изображениями прежних дворцов (их было не менее пяти), к сожалению, мы также не располагаем. Тем ценнее картина знаменитого художника Верещагина «Входные ворота во дворец кокандского хана» (1874), принадлежащая Ивановскому областному краеведческому музею. Дело в том, что, скорее всего, на ней изображена предпоследняя урда, построенная братом Худояр-хана. По всей видимости, это единственное изображение редкого исторического памятника. Пока у нас нет возможности разместить здесь фото картины. Справедливости ради скажем, что изображённая на ней урда была построена в 1864 году и вероятность того, что именно она была возможной современницей соловьёвского Ходжи Насреддина весьма невелика. Хотя помечтать никто не мешает. )
Кокандская подземная тюрьма, «зиндан», находилась у главных ворот дворцовой крепости, с наружной стороны, – обстоятельство, указывающее на глубокую мудрость ее созидателей. Помести они тюрьму с внутренней стороны – и все заботы о прокормлении многочисленных преступников легли бы на ханскую казну; будучи же удаленной за пределы дворцовой крепости, тюрьма не отягощала казны, преступники кормились сами, чем бог пошлет: имевшие семью принесенным из дому, остальные – подаянием сердобольных горожан.
Тюрьма представляла собою закрытый ров с тремя отдушинами, из которых всегда восходил теплый смрад, вниз вела крутая лестница в сорок ступеней. Наверху, перед входом, неизменно бодрствовал тюремщик, либо сам Абдулла Бирярымадам – Абдулла Полуторный, прозванный так за свой великанский рост, – мрачный, жилистый детина, никогда не расстававшийся с тяжелой плетью, либо его помощник, свирепый афганец, губастый и низколобый. Афганец не носил плети, зато все его пальцы на сгибах были покрыты ссадинами от зуботычин.
Тут противоречий мало. Согласно свидетельствам историков, подземная тюрьма (зиндан) действительно зачастую составляла единое целое с дворцовым комплексом правителя, дабы облегчить охрану пленников. Поскольку аутентичными изображениями кокандского зиндана мы не располагаем (думается, их вообще нет нигде), приведём изображение зиндана бухарского. По этой фотографии известного пионера фотографии Прокудина-Горского вы можете судить о том, как измельчала охрана к 1915 году. Стражу несёт явно не Абдулла Полуторный:
