Возмутитель спокойствия (издание 1956 года)

— О по­ве­ли­тель! — ска­зал он гром­ко, так, что­бы слы­шал на­род. — При­ка­жи ос­та­но­вить казнь, я сей­час пой­маю Ход­жу Нас­ред­ди­на!

Эмир воз­зрил­ся на не­го с удив­ле­ни­ем. На­род на пло­ща­ди за­ше­ве­лил­ся. Па­лач, по­ви­ну­ясь зна­ку эми­ра, опус­тил к но­гам свой то­пор.

— О вла­ды­ка! — гром­ко ска­зал Ход­жа Нас­ред­дин. — Бу­дет ли спра­вед­ли­во, что­бы этих мел­ких ук­ры­ва­те­лей пре­да­ли каз­ни, в то вре­мя как ос­та­нет­ся жи­вым са­мый глав­ный ук­ры­ва­тель, у ко­то­ро­го Ход­жа Нас­ред­дин жил все пос­лед­нее вре­мя и жи­вет сей­час, ко­то­рый по­ил, кор­мил, наг­раж­дал его и про­яв­лял о нем вся­чес­кую за­бо­ту?

— Ты прав, — ска­зал эмир важ­но. — Ес­ли есть та­кой ук­ры­ва­тель, то по спра­вед­ли­вос­ти ему дол­ж­но от­ру­бить го­ло­ву пер­во­му. Но ука­жи нам это­го ук­ры­ва­те­ля, Гус­сейн Гус­лия.

По тол­пе про­шел сдер­жан­ный ро­пот; пе­ред­ние пе­ре­да­ва­ли зад­ним сло­ва эми­ра.

— Но ес­ли ве­ли­кий эмир не за­хо­чет каз­нить это­го глав­но­го ук­ры­ва­те­ля, ес­ли ве­ли­кий эмир ос­та­вит его жи­вым, то спра­вед­ли­во ли бу­дет тог­да пре­да­вать каз­ни ма­лых ук­ры­ва­те­лей? — спро­сил Ход­жа Нас­ред­дин.

Эмир от­ве­тил, удив­ля­ясь все боль­ше:

— Ес­ли мы не по­же­ла­ем каз­нить глав­но­го ук­ры­ва­те­ля, то, ко­неч­но, от­ка­жем­ся от каз­ни мел­ких ук­ры­ва­те­лей. Но од­но не­по­нят­но нам, Гус­сейн Гус­лия: ка­кие при­чи­ны мо­гут зас­та­вить нас воз­дер­жать­ся от каз­ни глав­но­го ук­ры­ва­те­ля? Где он? Ука­жи его нам, и мы не­мед­лен­но от­де­лим его го­ло­ву от его ту­ло­ви­ща.

Ходжа Нас­ред­дин об­ра­тил­ся к на­ро­ду:

— Вы слы­ша­ли сло­ва эми­ра. По­ве­ли­тель Бу­ха­ры ска­зал, что ес­ли он от­ка­жет­ся каз­нить глав­но­го ук­ры­ва­те­ля, ко­то­ро­го я сей­час на­зо­ву, тог­да все эти ма­лые ук­ры­ва­те­ли, сто­ящие сей­час у пла­хи, бу­дут ос­во­бож­де­ны и от­пу­ще­ны к сво­им семь­ям. Так ли я ска­зал, о по­ве­ли­тель?

— Ты пра­виль­но ска­зал, Гус­сейн Гус­лия, — под­т­вер­дил эмир. — Да­ем в этом на­ше сло­во. Но ука­жи нам ско­рее глав­но­го ук­ры­ва­те­ля.

— Вы слы­ши­те? — ска­зал Ход­жа Нас­ред­дин, по­вер­нув­шись к на­ро­ду. — Эмир да­ет сло­во!

Он глу­бо­ко вздох­нул. Он чув­с­т­во­вал на се­бе ты­ся­чи глаз.

— Са­мый глав­ный ук­ры­ва­тель…

Он зап­нул­ся, об­вел гла­за­ми пло­щадь; мно­гие за­ме­ти­ли скорбь и смер­т­ную тос­ку на его ли­це. Он про­щал­ся со сво­им лю­би­мым ми­ром, с людь­ми и сол­н­цем.

— Ско­рее! — не­тер­пе­ли­во вос­к­лик­нул эмир. — Го­во­ри ско­рее, Гус­сейн Гус­лия!

Ходжа Нас­ред­дин ска­зал твер­дым, звон­ким го­ло­сом:

— Са­мый глав­ный ук­ры­ва­тель — это ты, эмир!

Резким дви­же­ни­ем он сбро­сил свою чал­му, сор­вал фаль­ши­вую бо­ро­ду.

Толпа ах­ну­ла, за­мер­ла. Эмир, вы­пу­чив гла­за, без­звуч­но ше­ве­лил гу­ба­ми. Прид­вор­ные ока­ме­не­ли.

Тишина про­дол­жа­лась не­дол­го.

— Ход­жа Нас­ред­дин! Ход­жа Нас­ред­дин! — зак­ри­ча­ли в тол­пе.

— Ход­жа Нас­ред­дин! — за­шеп­та­лись прид­вор­ные.

— Ход­жа Нас­ред­дин! — вос­к­лик­нул Ар­с­лан­бек.

Наконец опом­нил­ся и сам по­ве­ли­тель. Гу­бы его нев­нят­но вы­мол­ви­ли:

— Ход­жа Нас­ред­дин!

— Да, это я! Ну что же, эмир, при­ка­жи от­ру­бить се­бе го­ло­ву — как са­мо­му глав­но­му ук­ры­ва­те­лю! Я жил у те­бя во двор­це, де­лил с то­бою пи­щу, по­лу­чал от те­бя наг­ра­ды, я был тво­им глав­ным и бли­жай­шим со­вет­ни­ком во всех де­лах. Ты — ук­ры­ва­тель, эмир, при­ка­жи от­ру­бить се­бе го­ло­ву!

Ходжу Нас­ред­ди­на схва­ти­ли. Он не соп­ро­тив­лял­ся, он кри­чал:

— Эмир обе­щал ос­во­бо­дить осуж­ден­ных! Вы слы­ша­ли сло­во эми­ра.

Народ на­чал гу­деть, вол­но­вать­ся. Трой­ная цепь страж­ни­ков с тру­дом сдер­жи­ва­ла на­пор тол­пы. Все гром­че слы­ша­лись воз­г­ла­сы:

— Ос­во­бо­ди­те осуж­ден­ных!

— Эмир дал сло­во!..

— Ос­во­бо­ди­те!..

Гул в тол­пе на­рас­тал и ши­рил­ся. Це­пи страж­ни­ков по­да­ва­лись на­зад, тес­ни­мые на­ро­дом.

Бахтияр нак­ло­нил­ся к эми­ру:

— О, по­ве­ли­тель, их нуж­но ос­во­бо­дить, ина­че на­род взбун­ту­ет­ся.

Эмир кив­нул.

— Эмир дер­жит свое сло­во! — зак­ри­чал Бах­ти­яр.

Стражники рас­сту­пи­лись. Осуж­ден­ные сра­зу ис­чез­ли в тол­пе.

Ходжу Нас­ред­ди­на по­ве­ли во дво­рец. Мно­гие в тол­пе пла­ка­ли, кри­ча­ли ему вслед:

— Про­щай, Ход­жа Нас­ред­дин! Про­щай, наш лю­би­мый, бла­го­род­ный Ход­жа Нас­ред­дин, ты бу­дешь всег­да бес­смер­тен в на­ших сер­д­цах.

Он шел с вы­со­ко под­ня­той го­ло­вой, на его ли­це бы­ло бес­стра­шие. Пе­ред во­ро­та­ми он обер­нул­ся, мах­нул на про­ща­ние ру­кой. Тол­па от­ве­ти­ла ему мощ­ным ро­ко­том.

Эмир то­роп­ли­во за­лез в свои но­сил­ки. Двор­цо­вое шес­т­вие тро­ну­лось в об­рат­ный путь.

Глава тридцать четвертая

Собрался ди­ван — су­дить Ход­жу Нас­ред­ди­на.

Когда он во­шел, свя­зан­ный по ру­кам и но­гам, ох­ра­ня­емый страж­ни­ка­ми, — прид­вор­ные по­ту­пи­лись. Им бы­ло стыд­но смот­реть друг на дру­га. Муд­ре­цы мор­щи­лись, ог­ла­жи­вая бо­ро­ды, эмир, от­вер­нув­шись, взды­хал и по­каш­ли­вал.

А Ход­жа Нас­ред­дин смот­рел пря­мым, яс­ным взгля­дом; ес­ли бы не его зак­ру­чен­ные за спи­ну ру­ки, то мож­но бы­ло бы по­ду­мать, что прес­туп­ник не он, а все эти лю­ди, си­дя­щие пе­ред ним.

На суд вмес­те с дру­ги­ми прид­вор­ны­ми явил­ся и под­лин­ный Гус­сейн Гус­лия, баг­дад­с­кий муд­рец, ос­во­бож­ден­ный на­ко­нец из сво­его за­то­че­ния. Ход­жа Нас­ред­дин дру­жес­ки под­миг­нул ему, баг­дад­с­кий муд­рец под­с­ко­чил на по­душ­ках и за­ши­пел от ярос­ти.

Суд про­дол­жал­ся не­дол­го. Ход­жу Нас­ред­ди­на при­го­во­ри­ли к смер­ти. Ос­та­ва­лось из­б­рать спо­соб каз­ни.

— О ве­ли­кий вла­ды­ка! — ска­зал Ар­с­лан­бек. — Мое мне­ние, что это­го прес­туп­ни­ка не­об­хо­ди­мо по­са­дить на кол, да­бы он окон­чил жизнь свою в жес­то­чай­ших му­че­ни­ях.

Ходжа Нас­ред­дин да­же бровью не дрог­нул; он сто­ял и без­мя­теж­но улы­бал­ся, под­с­та­вив ли­цо сол­неч­но­му лу­чу, па­дав­ше­му в зал че­рез вер­х­нее от­к­ры­тое ок­но.

— Нет! — ре­ши­тель­но ска­зал эмир. — Сул­тан ту­рец­кий уже са­жал на кол это­го бо­го­хуль­ни­ка, но он, по-ви­ди­мо­му, зна­ет сред­с­т­во пе­ре­но­сить без вре­да для се­бя по­доб­ный спо­соб каз­ни, ина­че он не ушел бы жи­вым из рук сул­та­на.

Бахтияр по­со­ве­то­вал от­ру­бить Ход­же Нас­ред­ди­ну го­ло­ву.

— Прав­да, это один из на­илег­чай­ших ви­дов смер­ти, — до­ба­вил он, — но за­то са­мый вер­ный.

— Нет! — ска­зал эмир. — Ка­лиф баг­дад­с­кий ру­бил ему го­ло­ву, а он все-та­ки жив.

Поочередно под­ни­ма­лись са­нов­ни­ки, пред­ла­га­ли по­ве­сить Ход­жу Нас­ред­ди­на, сод­рать с не­го ко­жу. Эмир от­верг все эти со­ве­ты, по­то­му что, наб­лю­дая тай­ком за Ход­жой Нас­ред­ди­ном, не за­ме­чал приз­на­ков стра­ха на его ли­це, что бы­ло в гла­зах эми­ра яв­ным до­ка­за­тель­с­т­вом не­дей­с­т­ви­тель­нос­ти пред­ла­га­емых спо­со­бов.

Придворные за­мол­ча­ли в сму­ще­нии. Эмир на­чал гне­вать­ся.

Тогда под­нял­ся баг­дад­с­кий муд­рец. Впер­вые он го­во­рил пе­ред ли­цом эми­ра, по­это­му тща­тель­но об­ду­мал свой со­вет, да­бы от­ли­чить­ся муд­рос­тью от всех про­чих.

— О ве­ли­кий по­ве­ли­тель все­лен­ной! Ес­ли этот прес­туп­ник ухо­дил до сих пор нев­ре­ди­мым от все­воз­мож­ных спо­со­бов каз­ни, то не яв­ля­ет­ся ли это пря­мым сви­де­тель­с­т­вом то­го, что ему по­мо­га­ет не­чис­тая си­ла, тот са­мый дух тьмы, имя ко­то­ро­го неп­рис­той­но на­зы­вать здесь, пе­ред ли­цом эми­ра.

При этих сло­вах муд­рец по­дул се­бе на пле­чи, вслед за ним по­ду­ли все ос­таль­ные, кро­ме Ход­жи Нас­ред­ди­на.

— Рас­су­див и взве­сив все, ка­са­юще­еся это­го прес­туп­ни­ка, — про­дол­жал муд­рец, — наш ве­ли­кий эмир от­верг пред­ло­жен­ные спо­со­бы умер­щ­в­ле­ния Ход­жи Нас­ред­ди­на, опа­са­ясь, что не­чис­тая си­ла вновь по­мо­жет прес­туп­ни­ку ус­коль­з­нуть от спра­вед­ли­вой ка­ры. Но су­щес­т­ву­ет еще один спо­соб каз­ни, ко­то­ро­му наз­ван­ный прес­туп­ник Ход­жа Нас­ред­дин ни ра­зу не под­вер­гал­ся, а имен­но — утоп­ле­ние!

Багдадский муд­рец, вы­со­ко вски­нув го­ло­ву, с тор­жес­т­вом пос­мот­рел на при­сут­с­т­ву­ющих.

Ходжа Нас­ред­дин встре­пе­нул­ся.

Эмир за­ме­тил его дви­же­ние. «Ага! Так вот в чем бы­ла его тай­на!»

Ходжа Нас­ред­дин ду­мал в это вре­мя: «Очень хо­ро­шо, что они за­го­во­ри­ли о не­чис­той си­ле; зна­чит, на­деж­да еще не по­те­ря­на для ме­ня!»

— Из­вес­т­но мне из рас­ска­зов и книг, — про­дол­жал меж­ду тем муд­рец, — что в Бу­ха­ре име­ет­ся свя­щен­ный во­до­ем, име­ну­емый во­до­емом шей­ха Ах­ме­да. По­нят­но, что не­чис­тая си­ла не ос­ме­ли­ва­ет­ся приб­ли­жать­ся к это­му во­до­ему, по­че­му и над­ле­жит, о по­ве­ли­тель, пог­ру­зить прес­туп­ни­ка на дли­тель­ный срок с го­ло­вой в свя­щен­ные во­ды, пос­ле че­го он ум­рет.

— Вот со­вет муд­ре­ца, дос­той­ный наг­ра­ды! — вос­к­лик­нул эмир.

Ходжа Нас­ред­дин уко­риз­нен­но ска­зал баг­дад­с­ко­му муд­ре­цу:

— О Гус­сейн Гус­лия, так ли я об­ра­щал­ся с то­бой, ког­да ты был в мо­ей влас­ти? Вот и на­дей­ся пос­ле это­го на люд­с­кую бла­го­дар­ность!

Было ре­ше­но пос­ле за­хо­да сол­н­ца все­на­род­но уто­пить Ход­жу Нас­ред­ди­на в свя­щен­ном во­до­еме шей­ха Ах­ме­да. А что­бы по до­ро­ге Ход­жа Нас­ред­дин не смог убе­жать, ре­ши­ли дос­та­вить его из двор­ца к во­до­ему в ко­жа­ном меш­ке и в этом же меш­ке уто­пить.

…Целый день у во­до­ема сту­ча­ли то­по­ры: плот­ни­ки воз­во­ди­ли по­мост, но что мог­ли они сде­лать, ес­ли над каж­дым из них сто­ял страж­ник? Они ра­бо­та­ли мол­ча, с уг­рю­мы­ми, ожес­то­чен­ны­ми ли­ца­ми; за­кон­чив, они от­ка­за­лись по­лу­чить скуд­ную пла­ту и уш­ли, гля­дя в зем­лю.

Помост и весь бе­рег вок­руг ус­т­ла­ли ков­ра­ми. Про­ти­во­по­лож­ный бе­рег пред­наз­на­чал­ся для на­ро­да.

Шпионы до­но­си­ли, что го­род вол­ну­ет­ся. По­это­му Ар­с­лан­бек сог­нал к во­до­ему ве­ли­кое мно­жес­т­во вой­с­ка, пос­та­вил пуш­ки. Опа­са­ясь, как бы на­род по до­ро­ге не от­бил Ход­жу Нас­ред­ди­на, Ар­с­лан­бек при­ка­зал при­го­то­вить че­ты­ре меш­ка, на­би­тых тряпь­ем: эти фаль­ши­вые меш­ки он на­ме­ре­вал­ся от­п­ра­вить к во­до­ему от­к­ры­то, по люд­ным ули­цам, а ме­шок с Ход­жой Нас­ред­ди­ном, на­обо­рот, — са­мы­ми глу­хи­ми пе­ре­ул­ка­ми. Хит­рость свою он прос­тер еще даль­ше: к фаль­ши­вым меш­кам он прис­та­вил по во­семь страж­ни­ков, а к меш­ку с Ход­жой Нас­ред­ди­ном толь­ко тро­их.

— Я приш­лю к вам от во­до­ема гон­ца, — ска­зал страж­ни­кам Ар­с­лан­бек. — Че­ты­ре фаль­ши­вых меш­ка вы дол­ж­ны вы­нес­ти сра­зу, один за дру­гим, а пя­тый ме­шок, с прес­туп­ни­ком, — нем­но­го по­го­дя и не­за­мет­но, ког­да все лю­бо­пыт­ные, тол­пя­щи­еся у во­рот, ус­т­ре­мят­ся за фаль­ши­вы­ми меш­ка­ми. Хо­ро­шо ли по­ня­ли вы ме­ня? Пом­ни­те, что от­ве­чать при­дет­ся вам го­ло­вой.

Вечером на пло­ща­ди уда­ри­ли ба­ра­ба­ны, воз­ве­щая об окон­ча­нии ба­за­ра. К во­до­ему со всех сто­рон по­тя­ну­лись тол­пы на­ро­да. Вско­ре при­был эмир со сви­той. На по­мос­те и вок­руг не­го заж­г­ли фа­ке­лы. Пла­мя ши­пе­ло и гну­лось от вет­ра, на во­де дро­жа­ли баг­ро­вые от­б­лес­ки. Про­ти­во­по­лож­ный бе­рег то­нул в тем­но­те; с по­мос­та, оза­рен­но­го ог­ня­ми, не вид­но бы­ло тол­пы, но яс­но слы­ша­лось, как во­ро­ча­ет­ся, дви­жет­ся и ды­шит она, сли­вая свой смут­ный тре­вож­ный гул с по­ры­ва­ми ноч­но­го вет­ра.

Бахтияр гром­ким го­ло­сом про­чи­тал в тем­но­ту эмир­с­кий указ о пре­да­нии смер­ти Ход­жи Нас­ред­ди­на. В это вре­мя и ве­тер улег­ся, — бы­ла ти­ши­на, та­кая, что у свет­лей­ше­го эми­ра по­пол­з­ли му­раш­ки по спи­не. Опять вздох­нул ве­тер, вмес­те с ним вздох­ну­ла ты­ся­ча­ми гру­дей тол­па.

— Ар­с­лан­бек! — ска­зал эмир, и го­лос его дрог­нул. — По­че­му ты мед­лишь?

— Я уже от­п­ра­вил гон­ца, о по­ве­ли­тель.

Вдруг в тем­но­те пос­лы­ша­лись кри­ки, лязг ору­жия, где-то на­ча­лась свал­ка. Эмир под­п­рыг­нул, ози­ра­ясь. Че­рез ми­ну­ту в ос­ве­щен­ный круг пе­ред по­мос­том вош­ли во­семь страж­ни­ков без меш­ка.

— Где же прес­туп­ник? — вскри­чал эмир. — Его от­ня­ли у страж­ни­ков, он ус­коль­з­нул! Ар­с­лан­бек, ты ви­дишь!

— О по­ве­ли­тель! — от­ве­тил Ар­с­лан­бек. — Твой нич­тож­ный раб пре­дус­мот­рел все; в этом меш­ке бы­ли ста­рые тряп­ки.

В дру­гой сто­ро­не опять пос­лы­шал­ся шум свал­ки. Ар­с­лан­бек пос­пе­шил ус­по­ко­ить эми­ра:

— Пусть от­ни­ма­ют, о по­ве­ли­тель! В этом меш­ке то­же ни­че­го нет, кро­ме тря­пок.

…Первый ме­шок от­бил у страж­ни­ков чай­хан­щик Али со сво­ими друзь­ями, вто­рой от­би­ли куз­не­цы, воз­г­лав­ля­емые Юсу­пом. Вско­ре гон­ча­ры от­би­ли тре­тий ме­шок, но и в, нем ока­за­лись тряп­ки. Чет­вер­тый ме­шок про­пус­ти­ли к по­мос­ту сво­бод­но. Страж­ни­ки при све­те фа­ке­лов на гла­зах у всей тол­пы под­ня­ли ме­шок над во­дой и выт­рях­ну­ли; по­сы­па­лись тряп­ки.

Толпа за­мер­ла в пол­ном не­до­уме­нии. Это­го и до­би­вал­ся мно­го­опыт­ный Ар­с­лан­бек, по­ни­мав­ший, что не­до­уме­ние вле­чет за со­бою без­дей­с­т­вие.

Настало вре­мя пя­то­му меш­ку. Меж­ду тем страж­ни­ки, ко­то­рым он был по­ру­чен, за­дер­жа­лись где-то и до сих пор не дос­та­ви­ли его к во­до­ему.

Глава тридцать пятая

Когда страж­ни­ки вы­ве­ли Ход­жу Нас­ред­ди­на из под­зе­мелья, он ска­зал:

— Зна­чит, вы по­та­щи­те ме­ня на соб­с­т­вен­ных спи­нах? Жа­лею, что здесь нет мо­его иша­ка, он бы лоп­нул от сме­ха.

— Мол­чи! Ско­ро те­бе при­дет­ся зап­ла­кать! — злоб­но от­ве­ти­ли страж­ни­ки. Они не мог­ли прос­тить Ход­же Нас­ред­ди­ну, что он пре­дал­ся в ру­ки эми­ра по­ми­мо стра­жи.

Распялив тес­ный ме­шок, они на­ча­ли за­пи­хи­вать в не­го Ход­жу Нас­ред­ди­на.

— О слу­ги шай­та­на! — кри­чал Ход­жа Нас­ред­дин, сло­жен­ный втрое. — Не­уже­ли вы не мог­ли выб­рать ме­шок поп­рос­тор­нее!

— Ни­че­го! — го­во­ри­ли страж­ни­ки, пых­тя и об­ли­ва­ясь по­том. — Те­бе не­дол­го при­дет­ся тер­петь. Не рас­то­пы­ри­вай­ся же, о сын гре­ха, ина­че мы вда­вим твои ко­ле­ни в твой жи­вот!

Поднялся шум, сбе­жа­лась двор­цо­вая че­лядь. На­ко­нец пос­ле дол­гих тру­дов страж­ни­ки за­пи­ха­ли Ход­жу Нас­ред­ди­на в ме­шок и за­вя­за­ли ве­рев­кой. В меш­ке бы­ло тес­но, тем­но и во­ню­че. Ду­ша Нас­ред­ди­на оку­та­лась чер­ным ту­ма­ном; ка­за­лось, спа­се­ния для не­го те­перь нет. Он взы­вал к судь­бе и все­мо­гу­ще­му слу­чаю: «О ты, судь­ба, став­шая для ме­ня ма­терью, о ты, все­мо­гу­щий слу­чай, обе­ре­гав­ший ме­ня до сих пор, по­доб­но от­цу, — где вы сей­час, по­че­му не пос­пе­ши­те на по­мощь к Ход­же Нас­ред­ди­ну? О судь­ба, о все­мо­гу­щий слу­чай!»

А страж­ни­ки уже прош­ли по­ло­ви­ну пу­ти; они нес­ли ме­шок, ме­ня­ясь че­рез каж­дые двес­ти ша­гов; по этим ко­рот­ким ос­та­нов­кам Ход­жа Нас­ред­дин вел пе­чаль­ный счет — сколь­ко прой­де­но и сколь­ко ос­та­лось.

Он хо­ро­шо по­ни­мал, что судь­ба и слу­чай ни­ког­да не при­хо­дят на по­мощь к то­му, кто за­ме­ня­ет де­ло жа­ло­ба­ми и при­зы­ва­ми. До­ро­гу оси­лит иду­щий; пусть в пу­ти ос­лаб­нут и по­дог­нут­ся его но­ги — он дол­жен пол­з­ти на ру­ках и ко­ле­нях, и тог­да обя­за­тель­но ночью вда­ли уви­дит он яр­кое пла­мя кос­т­ров и, приб­ли­зив­шись, уви­дит ку­пе­чес­кий ка­ра­ван, ос­та­но­вив­ший­ся на от­дых, и ка­ра­ван этот неп­ре­мен­но ока­жет­ся по­пут­ным, и най­дет­ся сво­бод­ный вер­б­люд, на ко­то­ром пут­ник до­едет ту­да, ку­да нуж­но… Си­дя­щий же на до­ро­ге и пре­да­ющий­ся от­ча­янию — сколь бы ни пла­кал он и ни жа­ло­вал­ся — не воз­бу­дит со­чув­с­т­вия в без­душ­ных кам­нях; он ум­рет от жаж­ды в пус­ты­не, труп его ста­нет до­бы­чей смрад­ных ги­ен, кос­ти его за­не­сет го­ря­чий пе­сок. Сколь­ко лю­дей умер­ли преж­дев­ре­мен­но, и толь­ко по­то­му, что не­дос­та­точ­но силь­но хо­те­ли жить! Та­кую смерть Ход­жа Нас­ред­дин счи­тал по­зор­ной для че­ло­ве­ка.

«Нет! — ска­зал он се­бе и, стис­нув зу­бы, ярос­т­но пов­то­рил: — Нет! Я не ум­ру се­год­ня! Я не хо­чу уми­рать!»

Но что он мог сде­лать, сло­жен­ный втрое и за­су­ну­тый в тес­ный ме­шок, где нель­зя бы­ло да­же по­ше­ве­лить­ся: ко­ле­ни и лок­ти как буд­то при­лип­ли к ту­ло­ви­щу. Сво­бод­ным у Ход­жи Нас­ред­ди­на ос­та­вал­ся толь­ко язык.

— О доб­лес­т­ные во­ины, — ска­зал он из меш­ка. — Ос­та­но­ви­тесь на ми­нут­ку, я хо­чу про­честь пе­ред смер­тью мо­лит­ву, да­бы все­ми­лос­ти­вый ал­лах при­нял мою ду­шу в свет­лые се­ле­ния свои.

Стражники опус­ти­ли ме­шок на зем­лю:

— Чи­тай. Но из меш­ка мы те­бя не вы­пус­тим. Чи­тай свою мо­лит­ву в меш­ке.

— А где мы на­хо­дим­ся? — спро­сил Ход­жа Нас­ред­дин. — Я это за­тем спра­ши­ваю, что­бы вы об­ра­ти­ли ме­ня ли­цом к бли­жай­шей ме­че­ти.

— Мы на­хо­дим­ся близ Кар­шин­с­ких во­рот. Здесь кру­гом ме­че­ти, в ка­кую бы сто­ро­ну мы те­бя не об­ра­ти­ли ли­цом. Чи­тай же ско­рее свою мо­лит­ву. Мы не мо­жем дол­го за­дер­жи­вать­ся.

— Спа­си­бо, о бла­го­чес­ти­вые во­ины, — пе­чаль­ным го­ло­сом от­ве­тил из меш­ка Ход­жа Нас­ред­дин.

На что он рас­счи­ты­вал? Он и сам не знал. «Я вы­га­даю нес­коль­ко ми­нут. А там пос­мот­рим. Мо­жет быть, что-ни­будь под­вер­нет­ся…»

Он на­чал гром­ко мо­лить­ся, прис­лу­ши­ва­ясь в то же вре­мя к раз­го­во­рам страж­ни­ков.

— И как мы не со­об­ра­зи­ли сра­зу, что но­вый звез­до­чет — это и есть Ход­жа Нас­ред­дин? — сок­ру­ша­лись страж­ни­ки. — Ес­ли бы мы уз­на­ли и пой­ма­ли его, то по­лу­чи­ли бы от эми­ра боль­шую наг­ра­ду!

Мысли страж­ни­ков тек­ли в обыч­ном нап­рав­ле­нии, ибо ал­ч­ность сос­тав­ля­ла са­мую сущ­ность их жиз­ни.

Этим и вос­поль­зо­вал­ся Ход­жа Нас­ред­дин. «Поп­ро­бую сде­лать так, что­бы они уш­ли ку­да-ни­будь от меш­ка, хо­тя бы на са­мый ко­рот­кий срок… Мо­жет быть, мне удас­т­ся пор­вать ве­рев­ку, мо­жет быть, кто-ни­будь прой­дет по до­ро­ге и ос­во­бо­дит ме­ня».

— Ско­рей кон­чай мо­лит­ву! — го­во­ри­ли страж­ни­ки, тол­кая ме­шок но­га­ми. — Слы­шишь, ты! Нам не­ког­да ждать!

— Од­ну ми­ну­ту, доб­лес­т­ные во­ины! У ме­ня ос­та­лась пос­лед­няя прось­ба к ал­ла­ху. О все­мо­гу­щий, все­ми­лос­ти­вый ал­лах, сде­лай так, что­бы тот че­ло­век, ко­то­рый най­дет за­ко­пан­ные мною де­сять ты­сяч тань­га, вы­де­лил бы из них од­ну ты­ся­чу, и от­нес в ме­четь, и от­дал мул­ле, по­ру­чив ему мо­лить­ся за ме­ня в те­че­ние це­ло­го го­да…

Услышав о де­ся­ти ты­ся­чах тань­га, страж­ни­ки при­тих­ли. Хо­тя Ход­жа Нас­ред­дин ни­че­го не ви­дел из сво­его меш­ка, но точ­но знал, ка­кие сей­час у страж­ни­ков ли­ца, как они пе­рег­ля­ды­ва­ют­ся и тол­ка­ют друг дру­га лок­тя­ми.

— Не­си­те ме­ня даль­ше, — ска­зал он крот­ким го­ло­сом. — Пре­даю дух мой в ру­ки ал­ла­ха.

Стражники мед­ли­ли.

— Мы еще нем­но­го от­дох­нем, — вкрад­чи­во ска­зал один из них. — О Ход­жа Нас­ред­дин, не ду­май, что мы бес­сер­деч­ные, не­хо­ро­шие лю­ди. Толь­ко служ­ба зас­тав­ля­ет нас пос­ту­пать с то­бою столь жес­то­ко; ес­ли бы мы мог­ли про­жить с на­ши­ми семь­ями без эмир­с­ко­го жа­ло­ванья, тог­да мы, ко­неч­но, не­мед­лен­но вы­пус­ти­ли бы те­бя на во­лю…

— Что ты го­во­ришь! — ис­пу­ган­но про­шеп­тал вто­рой. — Ес­ли мы его вы­пус­тим, то эмир сни­мет нам го­ло­вы.

— Мол­чи! — за­ши­пел пер­вый. — Нам бы толь­ко по­лу­чить день­ги.

Ходжа Нас­ред­дин не слы­шал ше­по­та, но знал, что страж­ни­ки шеп­чут­ся, и знал, о чем они шеп­чут­ся.

— Я не имею зла на вас, о во­ины, — ска­зал он с бла­го­чес­ти­вым вздо­хом. — Я сам че­рес­чур гре­шен для то­го, что­бы осуж­дать дру­гих. Ес­ли ал­лах да­ру­ет мне про­ще­ние на том све­те, обе­щаю вам по­мо­лить­ся за вас пе­ред его тро­ном. Вы го­во­ри­те, что ес­ли бы не эмир­с­кое жа­ло­ванье, то вы бы ме­ня вы­пус­ти­ли? По­ду­май­те над сво­ими сло­ва­ми! Ведь этим вы на­ру­ши­ли бы во­лю эми­ра и, сле­до­ва­тель­но, со­вер­ши­ли бы тяж­кий грех. Нет! Я не хо­чу, что­бы вы из-за ме­ня отя­го­ща­ли гре­хом свои ду­ши; под­ни­май­те ме­шок, не­си­те ме­ня к во­до­ему, пусть свер­шит­ся во­ля эми­ра и во­ля ал­ла­ха!..

Стражники в рас­те­рян­нос­ти пе­рег­ля­ды­ва­лись, прок­ли­ная бла­го­чес­ти­вое рас­ка­яние, ко­то­рое вдруг — и сов­сем, по их мне­нию, не вов­ре­мя — ов­ла­де­ло Ход­жой Нас­ред­ди­ном.

В раз­го­вор всту­пил тре­тий страж­ник; до сих пор он мол­чал, при­ду­мы­вая хит­рость.

— Сколь тяж­ко ви­деть че­ло­ве­ка, ко­то­рый пе­ред смер­тью на­чал рас­ка­ивать­ся в сво­их гре­хах и заб­луж­де­ни­ях, — ска­зал он, под­ми­ги­вая то­ва­ри­щам. — Нет, я не та­ков! Я уже дав­но рас­ка­ял­ся и дав­но ве­ду бла­го­чес­ти­вый об­раз жиз­ни. Но бла­го­чес­тие на сло­вах, не соп­ро­вож­да­емое угод­ны­ми ал­ла­ху де­ла­ми, — мер­т­во, — про­дол­жал страж­ник, в то вре­мя как то­ва­ри­щи его за­жи­ма­ли рты ла­до­ня­ми, что­бы не рас­хо­хо­тать­ся, ибо он был из­вес­тен как не­ис­п­ра­ви­мый иг­рок в кос­ти и рас­пут­ник. — Вот я, нап­ри­мер, соп­ро­вож­даю свою бла­го­чес­ти­вую жизнь пра­вед­ным и бла­го­чес­ти­вым де­лом, а имен­но: я строю в мо­ем род­ном се­ле­нии боль­шую ме­четь и ра­ди это­го от­ка­зы­ваю да­же в пи­ще се­бе и сво­ей семье.

Один из страж­ни­ков не вы­дер­жал и, да­вясь от сме­ха, ушел в тем­но­ту.

— Я от­к­ла­ды­ваю каж­дый грош, — про­дол­жал бла­го­чес­ти­вый страж­ник, — и все-та­ки ме­четь воз­д­ви­га­ет­ся слиш­ком мед­лен­но, что пе­ре­пол­ня­ет скор­бью мое сер­д­це. На днях я про­дал ко­ро­ву. Пусть мне при­дет­ся про­дать пос­лед­ние са­по­ги — я сог­ла­сен хо­дить бо­си­ком, лишь бы за­вер­шить на­ча­тое.

Ходжа Нас­ред­дин всхлип­нул в меш­ке. Страж­ни­ки пе­рег­ля­ну­лись. Де­ло у них шло на лад. Они лок­тя­ми то­ро­пи­ли сво­его до­гад­ли­во­го то­ва­ри­ща.

— О, ес­ли бы мне пов­с­т­ре­чал­ся та­кой че­ло­век, ко­то­рый сог­ла­сил­ся бы по­жер­т­во­вать во­семь или де­сять ты­сяч тань­га на окон­ча­ние этой ме­че­ти! — вос­к­лик­нул он. — Я бы пок­лял­ся пе­ред ним, что в те­че­ние пя­ти и да­же де­ся­ти лет имя его ежед­нев­но воз­но­си­лось бы, оку­тан­ное бла­го­ухан­ным ды­мом мо­лит­вы, из-под сво­дов этой ме­че­ти к тро­ну ал­ла­ха!

Первый страж­ник ска­зал:

— О мой бла­го­чес­ти­вый то­ва­рищ! У ме­ня нет де­ся­ти ты­сяч тань­га, но мо­жет быть, ты сог­ла­сишь­ся при­нять мои пос­лед­ние сбе­ре­же­ния — пять­сот тань­га. Не от­вер­гай мо­его скром­но­го да­ра, мне то­же хо­чет­ся при­нять учас­тие в этом пра­вед­ном де­ле.

— И мне, — ска­зал вто­рой, за­ика­ясь и дро­жа от внут­рен­не­го сме­ха. — У ме­ня есть трис­та тань­га…

— О пра­вед­ник, о бла­го­чес­ти­вый! — вос­к­лик­нул Ход­жа Нас­ред­дин, всхли­пы­вая. — Как я жа­лею, что не мо­гу при­ло­жить к сво­им гу­бам край тво­его ха­ла­та! Я ве­ли­кий греш­ник, но будь ми­лос­тив ко мне и не от­вер­г­ни мо­его да­ра. У ме­ня есть де­сять ты­сяч тань­га. Ког­да я, со­вер­шив бо­го­хуль­ный об­ман, был приб­ли­жен к эми­ру, то час­то по­лу­чал от не­го в по­да­рок ко­шель­ки с зо­ло­том и се­реб­ром; на­ко­пив де­сять ты­сяч тань­га, я ре­шил спря­тать их, с тем что­бы, свер­шая бег­с­т­во, зах­ва­тить по до­ро­ге. А так как я ре­шил бе­жать че­рез Кар­шин­с­кие во­ро­та, то и за­ко­пал эти день­ги на Кар­шин­с­ком клад­би­ще под од­ним из ста­рых над­г­ро­бий.

— На Кар­шин­с­ком клад­би­ще! — вос­к­лик­ну­ли страж­ни­ки. — Зна­чит, они где-то здесь, ря­дом!

— Да! Сей­час мы на­хо­дим­ся на се­вер­ном кон­це клад­би­ща, и ес­ли прой­ти…

— Мы на­хо­дим­ся на вос­точ­ном кон­це! Где, где они спря­та­ны, твои день­ги?

— Они спря­та­ны на за­пад­ном кон­це клад­би­ща, — ска­зал Ход­жа Нас­ред­дин. — Но сна­ча­ла пок­ля­нись мне, о бла­го­чес­ти­вый страж­ник, что мое имя дей­с­т­ви­тель­но бу­дет по­ми­нать­ся в ме­че­ти ежед­нев­но в те­че­ние де­ся­ти лет.

— Кля­нусь! — ска­зал страж­ник, дро­жа от не­тер­пе­ния. — Кля­нусь те­бе име­нем ал­ла­ха и про­ро­ка его Ма­го­ме­та! Ну, го­во­ри ско­рее, где за­ко­па­ны твои день­ги?

Ходжа Нас­ред­дин мед­лил. «А что, ес­ли они ре­шат от­нес­ти ме­ня сна­ча­ла к во­до­ему, от­ло­жив на зав­т­ра по­ис­ки де­нег? — ду­мал он. — Нет, это­го не слу­чит­ся. Во-пер­вых, они обу­яны ал­ч­нос­тью и не­тер­пе­ни­ем, во-вто­рых, они по­бо­ят­ся, что кто-ни­будь мо­жет опе­ре­дить их, в-треть­их, они не до­ве­ря­ют друг дру­гу. Ка­кое же ука­зать им мес­то, что­бы они по­доль­ше ко­па­лись?»

Стражники жда­ли, скло­нив­шись над меш­ком. Ход­жа Нас­ред­дин слы­шал их отя­же­лев­шее ды­ха­ние, как буд­то они толь­ко что при­бе­жа­ли от­ку­да-то из­да­ле­ка.

— На за­пад­ном кон­це клад­би­ща есть три ста­рых над­г­ро­бия, рас­по­ло­жен­ные тре­уголь­ни­ком, — ска­зал Ход­жа Нас­ред­дин. — Под каж­дым из них я за­ко­пал по три ты­ся­чи трис­та трид­цать три тань­га с од­ной третью…

— Рас­по­ло­жен­ные тре­уголь­ни­ком, — хо­ром пов­то­ря­ли страж­ни­ки, упо­доб­ля­ясь пос­луш­ным уче­ни­кам, пов­то­ря­ющим за сво­им учи­те­лем сло­ва ко­ра­на. — По три ты­ся­чи трис­та трид­цать три тань­га с од­ной третью…