Возмутитель спокойствия (издание 1956 года)

Придворные по­эты, ос­ме­лев, выс­ту­пи­ли впе­ред и по­оче­ред­но на­ча­ли вос­х­ва­лять эми­ра, срав­ни­вая в сти­хах ли­цо его с пол­ной лу­ной, стан его — со строй­ным ки­па­ри­сом, а цар­с­т­во­ва­ние его — с пол­но­лу­ни­ем. Царь по­этов на­шел на­ко­нец слу­чай про­из­нес­ти, как бы в по­ры­ве вдох­но­ве­ния, свои сти­хи, ко­то­рые со вче­раш­не­го ут­ра ви­се­ли на кон­чи­ке его язы­ка.

Эмир бро­сил ему горсть мел­ких мо­нет. И царь по­этов, пол­зая по ков­ру, со­би­рал их, не за­быв при­ло­жить­ся гу­ба­ми к эмир­с­кой туф­ле.

Милостиво зас­ме­яв­шись, эмир ска­зал:

— Нам то­же приш­ли сей­час в го­ло­ву сти­хи:

Когда мы выш­ли ве­че­ром в сад,

То лу­на, ус­ты­див­шись нич­то­жес­т­ва сво­его,

спряталась в ту­чи,

И пти­цы все за­мол­к­ли, и ве­тер за­тих,

А мы сто­яли — ве­ли­кий, слав­ный, не­по­бе­ди­мый,

подобный сол­н­цу и мо­гу­чий…

Поэты все по­па­да­ли на ко­ле­ни, кри­ча: «О ве­ли­кий! Он зат­мил са­мо­го Ру­де­ги[7]!», а не­ко­то­рые ле­жа­ли нич­ком на ков­ре, как бы в бес­па­мят­с­т­ве.

В зал вош­ли тан­цов­щи­цы, за ни­ми — шу­ты, фо­кус­ни­ки, фа­ки­ры, и всех эмир воз­наг­ра­дил щед­ро.

— Я жа­лею толь­ко, — ска­зал он, — что не мо­гу по­ве­ле­вать сол­н­цу, ина­че я при­ка­зал бы ему за­ка­тить­ся се­год­ня быс­т­рее.

Придворные от­ве­ча­ли по­до­бос­т­рас­т­ным сме­хом.

Глава двадцать вторая

Базар гу­дел и шу­мел, бы­ли са­мые го­ря­чие ча­сы тор­гов­ли, на­род про­да­вал, по­ку­пал и об­ме­ни­вал, а сол­н­це под­ни­ма­лось все вы­ше, сго­няя лю­дей в гус­тую, па­ху­чую тень кры­тых ря­дов. В круг­лые ок­на трос­т­ни­ко­вых кро­вель от­вес­но па­да­ли яр­кие лу­чи пол­д­ня, сто­яли дым­но­пыль­ны­ми сквоз­ны­ми стол­ба­ми, в их си­янии свер­ка­ла пар­ча, блес­тел шелк и мяг­ким за­та­ен­ным пла­ме­нем све­тил­ся бар­хат; всю­ду мель­ка­ли, вспы­хи­вая, чал­мы, ха­ла­ты, кра­ше­ные бо­ро­ды; сле­пи­ла гла­за на­чи­щен­ная медь, с нею спо­ри­ло и по­беж­да­ло ее сво­им чис­тей­шим блес­ком бла­го­род­ное зо­ло­то, рас­сы­пан­ное пе­ред ме­ня­ла­ми на ко­жа­ных ков­ри­ках.

Ходжа Нас­ред­дин ос­та­но­вил иша­ка у той са­мой чай­ха­ны, с по­мос­та ко­то­рой ме­сяц на­зад об­ра­тил­ся к жи­те­лям Бу­ха­ры с при­зы­вом спас­ти от эмир­с­кой ми­лос­ти гор­шеч­ни­ка Ни­яза. Не мно­го вре­ме­ни прош­ло с тех пор, но Ход­жа Нас­ред­дин ус­пел креп­ко под­ру­жить­ся с пу­за­тым чай­хан­щи­ком Али, че­ло­ве­ком пря­мым и чес­т­ным, ко­то­ро­му мож­но бы­ло до­ве­рить­ся.

Улучив ми­ну­ту, Ход­жа Нас­ред­дин поз­вал:

— Али!

Чайханщик ог­ля­нул­ся, на ли­це его вы­ра­зи­лось не­до­уме­ние: го­лос, ок­лик­нув­ший его, был муж­с­ким, а пе­ред со­бой ви­дел он жен­щи­ну.

— Это я, Али! — ска­зал Ход­жа Нас­ред­дин, не под­ни­мая чад­ры. — Ты уз­нал ме­ня? И ра­ди ал­ла­ха не та­ра­щи гла­за — раз­ве ты за­был о шпи­онах?

Али, ог­ля­нув­шись, про­вел его в зад­нюю тем­ную ком­на­ту, где хра­ни­лись дро­ва и за­пас­ные чай­ни­ки. Здесь бы­ло сы­ро, прох­лад­но, шум ба­за­ра слы­шал­ся глу­хо.

— Али, возь­ми мо­его иша­ка, — ска­зал Ход­жа Нас­ред­дин. — Кор­ми его и дер­жи всег­да на­го­то­ве! Он мо­жет по­на­до­бить­ся мне в лю­бую ми­ну­ту. И ни­ко­му ни сло­ва не го­во­ри обо мне.

— Но по­че­му ты пе­ре­одел­ся жен­щи­ной, Ход­жа Нас­ред­дин? — спро­сил чай­хан­щик, прик­ры­вая плот­нее дверь. — Ку­да ты нап­ра­вил­ся?

— Я иду во дво­рец.

— Ты со­шел с ума! — вос­к­лик­нул чай­хан­щик. — Ты хо­чешь сам по­ло­жить го­ло­ву пря­мо в пасть тиг­ру!

— Так нуж­но, Али. Ско­ро ты уз­на­ешь, по­че­му. И да­вай прос­тим­ся на вся­кий слу­чай, — я иду на опас­ное де­ло.

Они креп­ко об­ня­лись, у доб­ро­го чай­хан­щи­ка выс­ту­пи­ли сле­зы и по­ка­ти­лись по круг­лым крас­ным ще­кам. Он про­во­дил Ход­жу Нас­ред­ди­на и, по­дав­ляя тя­же­лые вздо­хи, ко­лы­хав­шие его жи­вот, вы­шел к сво­им гос­тям.

Тревога тер­за­ла сер­д­це чай­хан­щи­ка, он был грус­тен, рас­се­ян, гос­тям при­хо­ди­лось дваж­ды и триж­ды зве­неть крыш­ка­ми чай­ни­ков, на­по­ми­ная ему о сво­ей не­уто­лен­ной жаж­де. Сер­д­цем чай­хан­щик был там, у двор­ца, вмес­те со сво­им не­уго­мон­ным дру­гом.

Стражники не впус­ти­ли Ход­жу Нас­ред­ди­на.

— Я при­нес­ла нес­рав­нен­ную ам­б­ру, мус­кус, ро­зо­вое мас­ло! — го­во­рил Ход­жа Нас­ред­дин, ис­кус­но под­де­лы­вая свой го­лос под жен­с­кий. — Про­пус­ти­те ме­ня в га­рем, доб­лес­т­ные во­ины, я про­дам свой то­вар и по­де­люсь при­былью с ва­ми.

— Иди, иди от­сю­да, жен­щи­на, тор­гуй где-ни­будь на ба­за­ре, — гру­бо от­ве­ча­ли страж­ни­ки.

Потерпев не­уда­чу в сво­ем пред­п­ри­ятии, Ход­жа Нас­ред­дин за­ду­мал­ся и пом­рач­нел. Вре­ме­ни у не­го бы­ло в об­рез, сол­н­це пе­реш­ло уже за по­лу­ден­ную чер­ту. Ход­жа Нас­ред­дин обо­шел вок­руг двор­цо­вой сте­ны. Кам­ни ле­жа­ли плот­но, спа­ян­ные ки­тай­с­ким рас­т­во­ром, ни од­ной дыр­ки, ни од­ной ще­ли не об­на­ру­жил в сте­не Ход­жа Нас­ред­дин, а вы­хо­ды ары­ков бы­ли заб­ра­ны час­ты­ми чу­гун­ны­ми ре­шет­ка­ми.

«Я дол­жен по­пасть во дво­рец, — ска­зал се­бе Ход­жа Нас­ред­дин. — Это мое неп­рек­лон­ное ре­ше­ние, я его вы­пол­ню! Ес­ли эмир от­нял у ме­ня не­вес­ту по не­бес­но­му пре­доп­ре­де­ле­нию, то по­че­му для ме­ня не мо­жет быть пре­доп­ре­де­ле­ния про­ник­нуть во дво­рец и вер­нуть ее? Я да­же чув­с­т­вую где-то в глу­би­не ду­ши, что та­кое пре­доп­ре­де­ле­ние есть для ме­ня!»

Он по­шел на ба­зар. Он ве­рил, что ес­ли ре­ше­ние че­ло­ве­ка неп­рек­лон­но и му­жес­т­во не­ис­то­щи­мо, — пре­доп­ре­де­ле­ние всег­да при­дет на по­мощь к не­му. Из ты­ся­чи встреч, раз­го­во­ров и стол­к­но­ве­ний неп­ре­мен­но бу­дет од­на та­кая встре­ча и од­но та­кое стол­к­но­ве­ние, ко­то­рые вку­пе соз­да­дут бла­гоп­ри­ят­ный слу­чай, и, уме­ло вос­поль­зо­вав­шись им, че­ло­век смо­жет оп­ро­ки­нуть все пре­пят­с­т­вия на пу­ти к сво­ей це­ли, вы­пол­нив тем са­мым пре­доп­ре­де­ле­ние. Где-ни­будь на ба­за­ре Ход­жу Нас­ред­ди­на ждал та­кой слу­чай. Ход­жа Нас­ред­дин ве­рил в это не­по­ко­ле­би­мо и от­п­ра­вил­ся на по­ис­ки его.

Ничто не ус­коль­за­ло от вни­ма­ния Ход­жи Нас­ред­ди­на — ни од­но сло­во, ни од­но ли­цо в шум­ной мно­го­ты­сяч­ной тол­пе. Его ум, слух и зре­ние обос­т­ри­лись и дос­тиг­ли той сте­пе­ни, ког­да че­ло­век с лег­кос­тью пе­ре­ша­ги­ва­ет гра­ни­цы, пос­тав­лен­ные ему при­ро­дой, и, ко­неч­но, одер­жи­ва­ет по­бе­ду, так как про­тив­ни­ки его ос­та­ют­ся в то же са­мое вре­мя в сво­их обыч­ных че­ло­ве­чес­ких пре­де­лах.

На пе­рек­рес­т­ке юве­лир­но­го и мус­кус­но­го ря­дов Ход­жа Нас­ред­дин ус­лы­шал сквозь шум и гул тол­пы чей-то вкрад­чи­вый го­лос:

— Ты го­во­ришь, что муж раз­лю­бил те­бя и не раз­де­ля­ет с то­бой ло­жа. Тво­ему го­рю мож­но по­мочь. Но для это­го мне нуж­но по­со­ве­то­вать­ся с Ход­жой Нас­ред­ди­ном. Ты слы­ша­ла, ко­неч­но, что он на­хо­дит­ся в на­шем го­ро­де; уз­най, где он скры­ва­ет­ся, ска­жи мне, и тог­да мы с ним вер­нем те­бе му­жа.

Приблизившись, Ход­жа Нас­ред­дин уви­дел ря­бо­го шпи­она-га­даль­щи­ка. Пе­ред ним сто­яла жен­щи­на, дер­жа в ру­ке се­реб­ря­ную мо­не­ту. Га­даль­щик, рас­ки­нув на ков­ри­ке свои бо­бы, пе­ре­лис­ты­вал ста­рин­ную кни­гу.

— Ес­ли же ты не ра­зы­щешь Ход­жу Нас­ред­ди­на, — го­во­рил он, — тог­да го­ре те­бе, о жен­щи­на, и муж твой нав­сег­да по­ки­нет те­бя!

Ходжа Нас­ред­дин ре­шил про­учить га­даль­щи­ка, — при­сел на кор­точ­ки пе­ред ков­ри­ком:

— По­га­дай мне, о муд­рый про­ви­дец чу­жой судь­бы.

Гадальщик рас­ки­нул бо­бы.

— О жен­щи­на! — вдруг вос­к­лик­нул он, слов­но бы по­ра­жен­ный ужа­сом. — Го­ре те­бе, жен­щи­на! Смерть уже за­нес­ла над то­бой свою чер­ную ру­ку.

Вокруг соб­ра­лось нес­коль­ко лю­бо­пыт­ных.

— Я мог бы по­мочь те­бе и от­вес­ти в сто­ро­ну удар, но в оди­ноч­ку я бес­си­лен сде­лать это, — про­дол­жал га­даль­щик. — Мне не­об­хо­ди­мо по­со­ве­то­вать­ся с Ход­жой Нас­ред­ди­ном. Ес­ли бы ты мог­ла уз­нать, где он скры­ва­ет­ся, и ска­зать мне, жизнь твоя бы­ла бы спа­се­на.

— Хо­ро­шо. Я при­ве­ду к те­бе Ход­жу Нас­ред­ди­на.

— Ты при­ве­дешь его! — Га­даль­щик вздрог­нул от ра­дос­ти. — Но ког­да?

— Я мо­гу при­вес­ти его хоть сей­час. Он сов­сем близ­ко.

— Где он?

— Ря­дом. В двух ша­гах.

Глаза га­даль­щи­ка вспых­ну­ли ал­ч­ным ог­нем.

— Я не ви­жу.

— Но ты ведь га­даль­щик. Не­уже­ли ты не мо­жешь до­га­дать­ся? Вот он!

Женщина рез­ко от­ки­ну­ла чад­ру, и га­даль­щик в изум­ле­нии от­шат­нул­ся, уви­дев пе­ред со­бой ли­цо Ход­жи Нас­ред­ди­на.

— Вот он! — пов­то­рил Ход­жа Нас­ред­дин. — О чем же ты хо­тел по­со­ве­то­вать­ся? Ты все врешь, ты не га­даль­щик, ты эмир­с­кий шпи­он! Не верь­те ему, му­суль­ма­не, он об­ма­ны­ва­ет вас! Он си­дит здесь, что­бы выс­ле­дить Ход­жу Нас­ред­ди­на!

Гадальщик ози­рал­ся, шны­рял гла­за­ми, но вбли­зи не уви­дел ни од­но­го страж­ни­ка. Со сле­за­ми на гла­зах и зу­бов­ным скре­же­том он поз­во­лил Ход­же Нас­ред­ди­ну уй­ти. Тол­па вок­руг гроз­но роп­та­ла.

— Эмир­с­кий шпи­он! Гряз­ная со­ба­ка! — нес­лось отов­сю­ду.

Трясущимися ру­ка­ми га­даль­щик свер­нул свой ков­рик и бро­сил­ся со всех ног во дво­рец.

Глава двадцать третья

В ка­ра­уль­ном по­ме­ще­нии бы­ло гряз­но, пыль­но, во­ню­че и дым­но. Страж­ни­ки си­де­ли на про­тер­той кош­ме, слу­жив­шей гнез­довь­ем для блох, и меч­та­ли, по­че­сы­ва­ясь, о по­ис­ке Ход­жи Нас­ред­ди­на.

— Три ты­ся­чи тань­га! — го­во­ри­ли они. — По­ду­мать толь­ко: три ты­ся­чи тань­га и дол­ж­ность глав­но­го шпи­она!

— И ведь ко­му-ни­будь вы­па­дет на до­лю это счас­тье!

— Ах, ес­ли бы мне! — вздох­нул тол­с­тый, ле­ни­вый страж­ник, са­мый глу­пый из всех, ко­то­ро­го до сих пор не прог­на­ли со служ­бы толь­ко по­то­му, что он на­лов­чил­ся гло­тать це­ли­ком сы­рые яй­ца, не пов­ре­див скор­лу­пы, чем раз­в­ле­кал иног­да свет­лей­ше­го эми­ра, по­лу­чая от не­го не­боль­шие по­дач­ки, но за­то впос­лед­с­т­вии ис­пы­ты­вая жес­то­чай­шие му­ки.

Рябой шпи­он вор­вал­ся в ка­ра­уль­ное по­ме­ще­ние как вихрь:

— Он здесь! Ход­жа Нас­ред­дин на ба­за­ре! Он пе­ре­одет жен­щи­ной!

Стражники, на бе­гу хва­тая ору­жие, бро­си­лись к во­ро­там.

Рябой шпи­он бе­жал за ни­ми, кри­ча:

— Наг­ра­да — моя! Вы слы­ши­те! Я пер­вый уви­дел его! Наг­ра­да — моя!

Народ, за­ви­дев страж­ни­ков, ки­нул­ся врас­сып­ную. На­ча­лась дав­ка. Ба­зар ох­ва­ти­ло смя­те­ние. Страж­ни­ки вре­за­лись с на­ле­ту в тол­пу, са­мый усер­д­ный из них, мчав­ший­ся впе­ре­ди, схва­тил ка­кую-то жен­щи­ну и сор­вал чад­ру, об­на­жив пе­ред все­ми ее ли­цо.

Женщина зак­ри­ча­ла прон­зи­тель­но, ей от­ве­тил из­да­ле­ка столь же прон­зи­тель­ный жен­с­кий вопль, вот зак­ри­ча­ла, вы­ры­ва­ясь из рук страж­ни­ков, третья жен­щи­на, чет­вер­тая, пя­тая… Че­рез две ми­ну­ты весь ба­зар на­пол­нил­ся жен­с­ким виз­гом, воп­ля­ми, кри­ка­ми и ры­да­ни­ями.

Толпа за­мер­ла, оше­лом­лен­ная, оце­пе­нев­шая. Та­ко­го ко­щун­с­т­ва ни­ког­да еще не бы­ло в Бу­ха­ре. Мно­гие по­бе­ле­ли, иные по­баг­ро­ве­ли: ни од­но сер­д­це не би­лось спо­кой­но в эту ми­ну­ту. Страж­ни­ки про­дол­жа­ли бес­чин­с­т­во­вать, хва­та­ли жен­щин, тол­ка­ли, швы­ря­ли, би­ли, сры­ва­ли одеж­ду.

— Спа­си­те! Спа­си­те! — кри­ча­ли жен­щи­ны.

Над тол­пой гроз­но под­нял­ся го­лос куз­не­ца Юсу­па:

— Му­суль­ма­не! Что вы смот­ри­те! Ма­ло то­го, что страж­ни­ки оби­ра­ют нас, они еще по­зо­рят на­ших жен сре­ди бе­ла дня!

— Спа­си­те! — кри­ча­ли жен­щи­ны. — Спа­си­те!

Толпа за­гу­де­ла, за­ше­ве­ли­лась. Ка­кой-то во­до­нос ус­лы­шал го­лос сво­ей же­ны, бро­сил­ся к ней, страж­ни­ки от­тол­к­ну­ли его, но к не­му на по­мощь по­дос­пе­ли два тка­ча и три мед­ни­ка и от­б­ро­си­ли страж­ни­ков. На­ча­лась дра­ка.

Она раз­рас­та­лась стре­ми­тель­но. Страж­ни­ки раз­ма­хи­ва­ли саб­ля­ми, а на них со всех сто­рон ле­те­ли гор­ш­ки, под­но­сы, кув­ши­ны, чай­ни­ки, под­ко­вы, по­ленья, страж­ни­ки не ус­пе­ва­ли увер­ты­вать­ся. Дра­ка ох­ва­ти­ла весь ба­зар.

Эмир в это вре­мя слад­ко по­чи­вал у се­бя во двор­це.

Вдруг он вско­чил, под­бе­жал к ок­ну, от­к­рыл его и в ужа­се зах­лоп­нул опять.

Прибежал Бах­ти­яр — блед­ный, с тря­су­щи­ми­ся гу­ба­ми.

— Что это? — бор­мо­тал эмир. — Что тво­рит­ся на пло­ща­ди? Где пуш­ки? Где Ар­с­лан­бек?

Вбежал Ар­с­лан­бек, упал вниз ли­цом:

— Пусть по­ве­ли­тель при­ка­жет ру­бить мою го­ло­ву!

— Что это?! Что тво­рит­ся на пло­ща­ди?!

Арсланбек от­ве­тил, не под­ни­ма­ясь:

— О вла­ды­ка, по­доб­ный сол­н­цу и зат­ме­ва­ющий…

— Хва­тит! — эмир в ярос­ти топ­нул но­гой. — Дос­ка­жешь по­том! Что тво­рит­ся на пло­ща­ди?

— Ход­жа Нас­ред­дин!.. Он пе­ре­одел­ся жен­щи­ной. Это все из-за не­го, из-за Ход­жи Нас­ред­ди­на! При­ка­жи, по­ве­ли­тель, от­сечь мою го­ло­ву!

Но до то­го ли бы­ло сей­час эми­ру!

Глава двадцать четвертая

Сегодня Ход­жа Нас­ред­дин бе­рег каж­дую ми­ну­ту сво­его вре­ме­ни. По­это­му он не стал за­дер­жи­вать­ся и, сво­ро­тив ми­мо­хо­дом че­люсть од­но­му страж­ни­ку, сок­ру­шив зу­бы вто­ро­му и прев­ра­тив в ле­пеш­ку нос треть­его, бла­го­по­луч­но вер­нул­ся в чай­ха­ну сво­его дру­га Али. Здесь в зад­ней ком­на­те он ски­нул жен­с­кую одеж­ду, увен­чал свою го­ло­ву цвет­ной ба­дах­шан­с­кой чал­мой, при­це­пил фаль­ши­вую бо­ро­ду и в та­ком ви­де усел­ся на са­мое вы­со­кое мес­то в чай­ха­не, от­ку­да ему бы­ло удоб­но наб­лю­дать по­бо­ище.

Стражники, тес­ни­мые со всех сто­рон на­ро­дом, соп­ро­тив­ля­лись ярос­т­но. Свал­ка за­вя­за­лась воз­ле са­мой чай­ха­ны, у ног Ход­жи Нас­ред­ди­на; он не утер­пел и вы­лил на страж­ни­ка свой чай­ник, при­чем так лов­ко, что весь ки­пя­ток уго­дил пря­мо за ши­во­рот ле­ни­во­му и тол­с­то­му пог­ло­ти­те­лю сы­рых яиц. Страж­ник за­выл, по­ва­лил­ся на спи­ну, бол­тая ру­ка­ми и но­га­ми. Ход­жа Нас­ред­дин, да­же не взгля­нув на не­го, сно­ва пог­ру­зил­ся в раз­думье.

Он ус­лы­шал стар­чес­кий, над­т­рес­ну­тый го­лос:

— Про­пус­ти­те! Про­пус­ти­те ме­ня! Во имя ал­ла­ха, что здесь тво­рит­ся?

Неподалеку от чай­ха­ны, в са­мой гу­ще де­ру­щих­ся, воз­вы­шал­ся на вер­б­лю­де гор­бо­но­сый се­до­бо­ро­дый ста­рик, по ви­ду и одеж­де — араб; ко­нец его чал­мы был под­вер­нут, что сви­де­тель­с­т­во­ва­ло о его уче­нос­ти. Пе­ре­пу­ган­ный нас­мерть, он при­жи­мал­ся к вер­б­люжь­ему гор­бу, а вок­руг ки­пе­ло по­бо­ище, кто-то та­щил ста­ри­ка за но­гу с вер­б­лю­да и не от­пус­кал, хо­тя ста­рик не­ис­то­во дер­гал­ся, ста­ра­ясь ос­во­бо­дить­ся. Кру­гом кри­ча­ли, хри­пе­ли и сви­ре­по вы­ли.

В по­ис­ках бе­зо­пас­но­го мес­та ста­рик кое-как про­бил­ся к чай­ха­не. Ози­ра­ясь и вздра­ги­вая, он при­вя­зал за но­гу вер­б­лю­да ря­дом с иша­ком Ход­жи Нас­ред­ди­на и взо­шел на по­мост:

— Ра­ди ал­ла­ха, что у вас тво­рит­ся здесь, в Бу­ха­ре?

— Ба­зар, — крат­ко от­ве­тил Ход­жа Нас­ред­дин.

— Что же, у вас, в Бу­ха­ре, всег­да та­кие ба­за­ры? И как же я те­перь про­бе­русь во дво­рец че­рез это по­бо­ище?

Когда он про­из­нес сло­ва «во дво­рец», Ход­жа Нас­ред­дин мгно­вен­но по­нял, что встре­ча с этим ста­ри­ком и есть как раз та един­с­т­вен­ная встре­ча, тот са­мый слу­чай, с по­мощью ко­то­ро­го мож­но вы­пол­нить за­ду­ман­ное: про­ник­нуть в эмир­с­кий га­рем и ос­во­бо­дить Гюль­д­жан.

Но то­роп­ли­вость, как из­вес­т­но, есть свой­с­т­во дьяво­ла, и, кро­ме то­го, всем па­мят­ны сти­хи муд­рей­ше­го шей­ха Са­ади Ши­раз­с­ко­го: «Толь­ко тер­пе­ли­вый за­кон­чит де­ло, то­роп­ли­вый же упа­дет». Ход­жа Нас­ред­дин свер­нул ко­вер не­тер­пе­ния и уло­жил его в сун­дук ожи­да­ния.

— О все­мо­гу­щий ал­лах, о убе­жи­ще вер­ных, — взды­хал и охал ста­рик. — Как же я про­бе­русь те­перь во дво­рец?

— По­дож­ди здесь до зав­т­ра, — от­ве­тил Ход­жа Нас­ред­дин.

— Я не мо­гу! — вос­к­лик­нул ста­рик. — Ме­ня ждут во двор­це!

Ходжа Нас­ред­дин зас­ме­ял­ся:

— О поч­тен­ный и убе­лен­ный се­ди­на­ми ста­рец, я не знаю тво­его зва­ния и тво­его де­ла, но не­уже­ли ты ду­ма­ешь, что во двор­це не смо­гут обой­тись без те­бя да­же до зав­т­ра!.. Мно­гие поч­тен­ные лю­ди у нас в Бу­ха­ре не мо­гут не­де­ля­ми по­пасть во дво­рец; по­че­му же ты ду­ма­ешь, что для те­бя бу­дет сде­ла­но ис­к­лю­че­ние?

— Да бу­дет из­вес­т­но те­бе, — с важ­нос­тью от­ве­тил ста­рик, нес­коль­ко уяз­в­лен­ный сло­ва­ми Ход­жи Нас­ред­ди­на, — что я зна­ме­ни­тый муд­рец, звез­до­чет и ле­карь и при­был сю­да из са­мо­го Баг­да­да по приг­ла­ше­нию эми­ра, да­бы слу­жить ему и по­мо­гать в прав­ле­нии го­су­дар­с­т­вом.

— О! — ска­зал Ход­жа Нас­ред­дин, поч­ти­тель­но кла­ня­ясь, — при­вет те­бе, муд­рый ста­рец. Мне при­хо­ди­лось бы­вать в Баг­да­де, и я знаю та­мош­них муд­ре­цов. Ска­жи мне свое имя.

— Ес­ли ты был в Баг­да­де, то, ко­неч­но, слы­шал обо мне и мо­их зас­лу­гах пе­ред ка­ли­фом, ко­то­ро­му спас я от смер­ти лю­би­мо­го сы­на, о чем объ­яв­ле­но бы­ло по все­му го­су­дар­с­т­ву. Гус­сейн Гус­лия — мое имя.

— Гус­сейн Гус­лия! — вос­к­лик­нул Ход­жа Нас­ред­дин. — Не­уже­ли ты и есть сам Гус­сейн Гус­лия!

Старик не смог скрыть улыб­ки, весь­ма до­воль­ный тем, что сла­ва его раз­нес­лась так да­ле­ко за пре­де­лы род­но­го Баг­да­да.

— Че­му ты удив­ля­ешь­ся? — про­дол­жал ста­рик. — Ну да, я и есть тот са­мый зна­ме­ни­тый Гус­сейн Гус­лия, ве­ли­кий муд­рец, рав­но­го ко­то­ро­му нет ни в муд­рос­ти, ни в уме­нии вы­чис­лять звез­ды, ни в ис­кус­стве из­ле­чи­вать бо­лез­ни. Но я со­вер­шен­но ли­шен гор­дос­ти и са­мо­до­воль­с­т­ва — ви­дишь, как прос­то я раз­го­ва­ри­ваю с то­бой, нич­тож­ным.

Старик прид­ви­нул по­душ­ку, об­ло­ко­тил­ся на нее, соб­рав­шись прос­те­реть да­лее свое снис­хож­де­ние к со­бе­сед­ни­ку и под­роб­но по­ве­дать ему о сво­ей ве­ли­кой муд­рос­ти — в рас­че­те, что со­бе­сед­ник, дви­жи­мый тщес­ла­ви­ем, нач­нет по­том на всех пе­рек­рес­т­ках рас­ска­зы­вать о встре­че со зна­ме­ни­тым муд­ре­цом Гус­сей­ном Гус­лия, пре­воз­но­сить его муд­рость и да­же пре­уве­ли­чи­вать, да­бы выз­вать у слу­ша­те­лей еще боль­ше поч­те­ния к не­му, а тем са­мым и ува­же­ния к се­бе, — по­то­му что имен­но так пос­ту­па­ют всег­да все лю­ди, удос­то­ив­ши­еся вни­ма­ния вы­со­ких особ. «И этим он бу­дет спо­соб­с­т­во­вать ум­но­же­нию и ук­реп­ле­нию мо­ей сла­вы сре­ди прос­то­го на­ро­да, — ду­мал Гус­сейн Гус­лия, — что то­же не лиш­не; раз­го­во­ры в прос­том на­ро­де дой­дут че­рез шпи­онов и сог­ля­да­та­ев до слу­ха са­мо­го эми­ра и под­т­вер­дят пе­ред ним мою муд­рость, ибо под­т­вер­ж­де­ние со сто­ро­ны есть, бес­спор­но, са­мое луч­шее под­т­вер­ж­де­ние; и в кон­це кон­цов, из все­го это­го я смо­гу из­в­лечь для се­бя поль­зу».

Дабы окон­ча­тель­но убе­дить со­бе­сед­ни­ка в сво­ей не­обык­но­вен­ной уче­нос­ти, муд­рец на­чал рас­ска­зы­вать о соз­вез­ди­ях, о рас­по­ло­же­нии их, по­ми­нут­но ссы­ла­ясь при этом на ве­ли­ких муд­ре­цов древ­нос­ти.

Ходжа Нас­ред­дин слу­шал вни­ма­тель­но, ста­ра­ясь за­пом­нить каж­дое сло­во.

— Нет, — ска­зал на­ко­нец Ход­жа Нас­ред­дин. — Я все-та­ки не мо­гу по­ве­рить! Не­уже­ли ты и есть тот са­мый Гус­сейн Гус­лия!

— Ко­неч­но! — вос­к­лик­нул ста­рик. — Что в этом уди­ви­тель­но­го?

Ходжа Нас­ред­дин опас­ли­во отод­ви­нул­ся. За­тем вос­к­лик­нул с тре­во­гой и сос­т­ра­да­ни­ем в го­ло­се:

— О нес­час­т­ный! Про­па­ла твоя го­ло­ва!

Старик по­пер­х­нул­ся, вы­ро­нил чаш­ку. Это бы­ло как в шах­мат­ной иг­ре, в ко­то­рой, кста­ти, лишь очень нем­но­гие мог­ли бы по­тя­гать­ся с Ход­жой Нас­ред­ди­ном.

Вся важ­ность и вы­со­ко­ме­рие сле­те­ли со ста­ри­ка ми­гом.

— Как? Что? По­че­му? — спра­ши­вал он ис­пу­ган­но.

Ходжа Нас­ред­дин ука­зал на пло­щадь, где не сов­сем еще за­тих­ло по­бо­ище:

— Да ты раз­ве не зна­ешь, что все это смя­те­ние из-за те­бя?! До слу­ха си­ятель­но­го эми­ра дош­ло, что ты, вы­ез­жая из Баг­да­да, все­на­род­но пок­лял­ся про­ник­нуть в эмир­с­кий га­рем — о, го­ре те­бе, Гус­сейн Гус­лия! — и обес­чес­тить эмир­с­ких жен!

Челюсть муд­ре­ца от­вис­ла, гла­за по­бе­ле­ли, он на­чал час­то икать от стра­ха…

— Я? — бор­мо­тал он. — Я — в га­рем?..

— Ты пок­лял­ся в этом под­но­жи­ем тро­на ал­ла­ха. Так объ­яви­ли се­год­ня гла­ша­таи. И наш эмир ве­лел схва­тить те­бя, ед­ва ты всту­пишь в го­род, и не­мед­ля от­ру­бить те­бе го­ло­ву.

Мудрец зас­то­нал в из­не­мо­же­нии. Он ни­как не мог со­об­ра­зить, кто из его вра­гов ухит­рил­ся на­нес­ти ему та­кой удар; в ос­таль­ном же он не усом­нил­ся, ибо сам в прид­вор­ной борь­бе не раз сок­ру­шал сво­их вра­гов по­доб­ны­ми спо­со­ба­ми и с удов­лет­во­ре­ни­ем лю­бо­вал­ся по­том их го­ло­ва­ми, тор­ча­щи­ми на шес­тах.

— И вот се­год­ня, — про­дол­жал Ход­жа Нас­ред­дин, — шпи­оны до­нес­ли эми­ру, что ты при­ехал, и он по­ве­лел схва­тить те­бя. Страж­ни­ки ки­ну­лись на ба­зар, на­ча­ли всю­ду ис­кать те­бя, пе­ре­ры­вать лав­ки, и раз­ру­ши­лась тор­гов­ля, и воз­му­ти­лось спо­кой­с­т­вие; по ошиб­ке страж­ни­ки схва­ти­ли од­но­го че­ло­ве­ка, по­хо­же­го на те­бя, и вто­ро­пях от­де­ли­ли ему го­ло­ву, а он ока­зал­ся мул­лой, из­вес­т­ным сво­им бла­го­чес­ти­ем и доб­ро­де­те­ля­ми, пас­т­ва его ме­че­ти воз­не­го­до­ва­ла — и пос­мот­ри, что тво­рит­ся те­перь по тво­ей ми­лос­ти в Бу­ха­ре!

— О я нес­час­т­ный! — вос­к­лик­нул муд­рец в ужа­се и от­ча­янии.

Он при­нял­ся го­рес­т­но вос­к­ли­цать, сто­нать и жа­ло­вать­ся, из че­го Ход­жа Нас­ред­дин зак­лю­чил, что дос­тиг пол­но­го ус­пе­ха в сво­ем на­ме­ре­нии.

Драка тем вре­ме­нем отод­ви­ну­лась к во­ро­там двор­ца, ку­да один за дру­гим скры­ва­лись из­би­тые и по­мя­тые страж­ни­ки, рас­те­ряв­шие свое ору­жие. Ба­зар гу­дел, вол­но­вал­ся, но уже ти­ше преж­не­го.

— В Баг­дад! — сте­ная, вос­к­ли­цал муд­рец. — Об­рат­но в Баг­дад!

— Но те­бя схва­тят у го­род­с­ких во­рот! — воз­ра­зил Ход­жа Нас­ред­дин.

— О го­ре! О ве­ли­кое бед­с­т­вие! Ал­лах ви­дит, что я не­ви­нен; ни­ког­да и ни­ко­му я не да­вал столь дер­з­кой, столь не­чес­ти­вой клят­вы! Это мои вра­ги ок­ле­ве­та­ли ме­ня пе­ред эми­ром! По­мо­ги мне, доб­рый му­суль­ма­нин!

Ходжа Нас­ред­дин толь­ко это­го и ждал, ибо не хо­тел пер­вый пред­ла­гать муд­ре­цу свою по­мощь, что­бы не воз­бу­дить в нем по­доз­ре­ний.

— По­мочь? — ска­зал он. — Чем же я мо­гу те­бе по­мочь, не го­во­ря уже о том, что я, как пре­дан­ный и вер­ный раб мо­его вла­ды­ки, дол­жен пре­дать те­бя без про­мед­ле­ния в ру­ки страж­ни­ков.

Мудрец, икая и дро­жа, ус­т­ре­мил на Ход­жу Нас­ред­ди­на умо­ля­ющий взгляд.

— Но ты го­во­ришь, что те­бя ок­ле­ве­та­ли не­вин­но, — пос­пе­шил ус­по­ко­ить его Ход­жа Нас­ред­дин. — Я ве­рю те­бе, по­то­му что ты на­хо­дишь­ся в столь прек­лон­ном воз­рас­те, ког­да в га­ре­ме не­че­го де­лать.

— Спра­вед­ли­во! — вос­к­лик­нул ста­рик. — Но су­щес­т­ву­ет ли для ме­ня путь к спа­се­нию?

— Су­щес­т­ву­ет, — от­ве­тил Ход­жа Нас­ред­дин, по­вел ста­ри­ка в тем­ную зад­нюю ком­на­ту чай­ха­ны и там вру­чил ему узел с жен­с­кой одеж­дой. — Я ку­пил это се­год­ня по слу­чаю для мо­ей же­ны и, ес­ли хо­чешь, мо­гу об­ме­нять на твой ха­лат и чал­му. Под жен­с­ким пок­ры­ва­лом ты ук­ро­ешь­ся от шпи­онов и страж­ни­ков.

Старик с изъ­яв­ле­ни­ем вос­тор­га и бла­го­дар­нос­ти схва­тил жен­с­кую одеж­ду, на­тя­нул на се­бя. Ход­жа Нас­ред­дин об­ла­чил­ся в его бе­лый ха­лат, на­дел его чал­му с под­вер­ну­тым кон­цом, опо­ясал­ся ши­ро­ким по­ясом, пок­ры­тым изоб­ра­же­ни­ем звезд. Ста­рик пред­ла­гал об­ме­нять и сво­его вер­б­лю­да на иша­ка, но Ход­жа Нас­ред­дин не за­хо­тел рас­стать­ся со сво­им вер­ным дру­гом.

Ходжа Нас­ред­дин по­мог ста­ри­ку взоб­рать­ся на вер­б­лю­да:

— Да сох­ра­нит те­бя ал­лах, о муд­рец! Не за­бы­вай толь­ко, что со все­ми ты дол­жен го­во­рить го­ло­сом тон­ким, как у жен­щи­ны.

Старик пог­нал вер­б­лю­да круп­ной рысью.

Глаза Ход­жи Нас­ред­ди­на си­яли. Путь во дво­рец был от­к­рыт!..

Глава двадцать пятая

Убедившись, что дра­ка на пло­ща­ди за­ти­ха­ет, си­ятель­ный эмир ре­шил вый­ти в боль­шой зал к прид­вор­ным. Он при­дал сво­ему ли­цу вы­ра­же­ние хо­тя и скор­б­ное, но спо­кой­ное, да­бы кто-ни­будь из прид­вор­ных не дер­з­нул вдруг по­ду­мать, что страх име­ет дос­туп к цар­с­т­вен­но­му сер­д­цу эми­ра.