Башня, в которой заключен подлинный Гуссейн Гуслия. Мудрец читает какую-то книгу. Гремит замок, отворяется дверь, входит Насреддин с блюдом плова в руках, снимает с себя бороду и чалму.
Гуссейн Гуслия (вскакивая). О гнусный обманщик! О сын греха! Ты обманул весь дворец, но, клянусь, тебя за это повесят! Будь ты проклят! Да положит змея свои яйца в твои челюсти! Да упадет тебе камень на голову и выйдет в подошву!
Насреддин. Подождите, Гуссейн Гуслия, вы кричите лениво, а стражники – не забывайте – опытны в таких делах. Если они уловят в ваших криках притворство, вы попадете в руки настоящего палача. Я покажу вам, как надо кричать. (Подойдя к окну, завыл и завопил так, что мудрец заткнул уши и шарахнулся в сторону.)
Гуссейн Гуслия. О потомок нечестивых! Да где же мне взять такую глотку?
Насреддин. Это для вас единственный способ избегнуть рук палача. (Делает руками движение, словно прикрепляет петлю и палку.) Петля… палка… (Круто поворачивает невидимую палку в невидимой же петле.)
При каждом взмахе его рук Гуссейн Гуслия вопит изо всех сил.
Гуссейн Гуслия (умолкнув). Ох, разве можно задавать такую работу моей старой гортани? Ну, доволен ли ты моими воплями, презренный оборванец, да посетит тебя Азраил!
Насреддин. За что вы проклинаете меня? Разве я опозорил чем-нибудь имя Гуссейна Гуслия или осрамил его ученость? Вот плов… Эмир подарил его в знак милости мудрецу Гуссейну Гуслия за то, что он вылечил девушку.
Гуссейн Гуслия (задохнувшись от ярости). Ты вылечил девушку? Но что ты понимаешь в болезнях, ты, невежда, плут, голодранец?
Насреддин. Я ничего не понимаю в болезнях, зато я понимаю в девушках. И будет справедливо поэтому разделить эмирский подарок пополам: вам за то, в чем вы понимаете, а мне за то, в чем я понимаю… Приступим к трапезе, мудрый Гуссейн Гуслия… А скажите: если бы я попал вам в руки, вы принесли бы мне подушку, чтобы мягко было моим костям? Вы поделились бы со мной пловом?
Гуссейн Гуслия. Я бы посадил тебя на кол!
Насреддин. Таков этот мир: благодарность в нем редка, как вода в пустыне.
В дверь стучат. Насреддин приоткрывает дверь, беседуя через щелку с пришедшим. Гуссейн Гуслия перестал жевать, насторожился.
(Закрыв дверь, подходит к мудрецу.) Ну, говорил я вам, что вы кричите без старания. Вот и дождались!
Гуссейн Гуслия. Что случилось?!
Насреддин. Эмир уловил в ваших воплях притворство и прислал главного палача. Он там, за дверью.
Гуссейн Гуслия. Главного палача? Зачем?
Насреддин. Да уж не за тем, конечно, чтобы кормить вас пловом. Он пришел подвергнуть вас ужасным пыткам.
Гуссейн Гуслия. Пыткам?!
Насреддин. А по окончании пыток он имеет повеление посадить вас на кол!
Гуссейн Гуслия (падая на колени). Спаси меня, спаси, благороднейший из благородных!
Насреддин. Но минуту назад вы говорили, что если я попаду вам в руки…
Гуссейн Гуслия. Я пошутил, я говорил это в шутку, о светоч знаний и сосуд разума!
Насреддин. Хорошо, попробую выручить вас. Залезайте под одеяло, лежите и стоните, а я скажу палачу, что уже сегодня подвергал вас пыткам. Может, он этим удовлетворится. Только стоните как следует, не ленитесь.
Гуссейн Гуслия (немеющим от ужаса языком). Я постараюсь, постараюсь! (Заползает под груду одеял и начинает стонать и выть с великим усердием.)
Насреддин открывает дверь. Входит чайханщик Али. Опасливо косится на одеяло, под которым стонет Гуссейн Гуслия.
Насреддин. Как ты ухитрился миновать стражу, Али?
Али (подмигивая). Я сказал, что по заказу мудрейшего Гуссейна Гуслия принес порошок из зубов гремучей змеи. У меня важное дело!
Насреддин. Говори!
Али. Этот проклятый ростовщик Джафар совсем обезумел. Сегодня рано утром он пришел в дом вдовы Саадат-биби… Ты помнишь ее?
Насреддин. Еще бы! Она живет у каршинского кладбища…
Али. Вот-вот…
Насреддин. У нее трое ребятишек, и все – мальчишки.
Али. Джафар пришел к ней и выгнал из дома. Она сидит со своими ребятишками в пыли, на солнцепеке, и ей негде преклонить голову.
Насреддин. Я думаю, Али, детям вредно в такую жару сидеть на солнцепеке. (Достает из-за пояса кошелек.) Много ли должна вдова?
Али. С процентами двести пятнадцать таньга.
Насреддин (отсчитывает деньги). Передай ей, пусть заплатит Джафару долг и возвращается в свой дом.
Стоны под одеялом затихают.
Али (шепотом). Он слушает…
Насреддин (громко, в сторону Гуссейна Гуслия). Я боюсь, что преступник слишком стар и не выдержит, если мы будем ввинчивать ему в ухо кузнечный болт!
Стоны под одеялом возобновляются с удвоенной силой.
Али. Потом Джафар пошел к тюбетеечнику Мухтару и выгнал его со всем семейством из дома…
Насреддин. Это какой Мухтар? У которого двух зубов не хватает?
Али. Он самый.
Насреддин. Хороший человек! Он как-то поделился со мной чайником чая. Велик ли его долг?
Али. Триста таньга.
Насреддин (отсчитывая деньги). Передашь ему.
Али. Потом Джафар заковал в цепи каменотеса Джурбая за долг в девяносто таньга.
Насреддин. Вот, отдай ему! (Отсчитывает деньги. В сторону Гуссейна Гуслия, громко.) Более уместно применить иную пытку, а именно: умерщвление живого ежа путем сидения на нем в голом виде!
Стоны под одеялом усиливаются.
Али. После этого Джафар отправился к чувячнику Саиду…
Насреддин. Подожди, Али, я вижу, тебе хватит рассказывать до вечера, а у меня еще много дел. Вот тебе кошельки. Здесь десять тысяч таньга. Хватит на всех. Ну, прощай, Али! (В дверях.) Еще два слова! Если прибежит ночью Гюльджан, прими ее и укрой в надежном месте. (Запирает дверь.)
Гуссейн Гуслия (выползая из-под груды одеял.) Он ушел! Слава милосердному Аллаху!
Насреддин. Он хотел немедленно приступить к пыткам. Но я уговорил его повременить до завтра.
Гуссейн Гуслия (в ужасе). Значит, завтра он будет завинчивать мне в ухо кузнечный болт?
Насреддин. Нет, ввиду вашего преклонного возраста мы избрали другую пытку.
Гуссейн Гуслия. Знаю, знаю… О нестерпимые муки! Значит, завтра мне придется в голом виде умерщвлять ежа?
Насреддин. Успокойтесь, Гуссейн Гуслия. Может, и не придется… Я хочу сообщить вам, что срок вашего плена кончается. Может быть, завтра я буду уже далеко… Дороги, перевалы и горные тропы давно зовут меня в дальний путь, реки давно ждут меня, чтобы напоить студеной водой, птицы давно приготовили на радость мне свои лучшие песни… Я слишком долго пробыл во дворце, слишком долго просидел в этой позолоченной клетке… Мир соскучился без меня! Дорога, дорога, все дальше и дальше, не оглядываясь назад, не жалея об оставленном и не опасаясь того, что ждет впереди: такова моя судьба! Завтрашнее утро я встречу, может быть, далеко за Бухарой. А вы займете свое место в эмирском совете и будете изыскивать способы, как меня изловить. (Надевает на себя бороду и чалму.) Если вы меня больше не увидите, передайте эмиру мой поклон. Скажите ему: «Великому эмиру кланялся Ходжа Насреддин!» (Выходит и запирает за собой дверь.)
Гуссейн Гуслия. Ходжа Насреддин?.. (В ярости кидается к двери, колотит кулаками, кричит.) О гнусный обманщик! О сын греха! Да подавишься ты собственными костями! Да повесят тебя на твоих собственных кишках! Да проглотишь ты живую лягушку и предстанешь пред троном Аллаха с квакающей лягушкой в животе!
Занавес
Антракт 4
Бьет барабан. Тощий стражник проводит по авансцене закованного в цепи кузнеца Юсупа, подталкивая секирой в спину.
Едва они скрываются, входит Джафар, таща на себе огромный сноп клевера и мешок овса.
Джафар. О горе мне! (Зрителям.) Почтеннейшие, нет ли у кого свежих листьев кофейного дерева? Этот прожорливый султан, да отрыгнется у него в пасти вся моя пища, требует от меня теперь эти нечестивые листья! Ну где я их достану?
Снова бьет барабан, рябой стражник ведет закованного седельника Шир-Мамеда.
А-а, Шир-Мамед, наконец-то тебя схватили! Спасибо, добрый стражник, что ты поймал его!
Рябой стражник. Отойдите, Джафар-ага!
Джафар. Уже три дня я его ищу, чтобы получить долг. А он от меня бегает…
Рябой стражник. Говорю, Джафар-ага, отойдите! Я веду его не к вам.
Джафар. Не ко мне?
Рябой стражник. Это один из укрывателей Ходжи Насреддина. Завтра вместе с прочими укрывателями он предстанет перед эмирским судом.
Джафар. Но он мой должник!
Рябой стражник. Теперь он должник эмира! И если он не выдаст Насреддина, он заплатит долг собственной головой!
Джафар (в отчаянии устремляясь за ним). Но кто же мне тогда заплатит его долг?
Рябой стражник молча уводит Шир-Мамеда.
Милостивый Аллах! Что же это получится, если всех моих тысячу триста двадцать шесть должников эмир лишит головы! Это же будет конец мира! О горе мне, горе! О разорение и нищета! (Уходит стеная.)
Снова бьет барабан. Толстый стражник проводит горшечника Нияза в цепях.
Картина седьмая
Декорация пятой картины. В небе крупные звезды. К калитке подходит Насреддин, стучит. Из гарема появляется заспанная Отун-биби. Отпирает калитку. Увидев Насреддина, закрывает лицо платком.
Отун-биби. Это вы, мудрый Гуссейн Гуслия? Что привело вас в столь позднее время?
Насреддин (стоя спиной к ней). Важное дело. Я пришел сообщить вам…
Отун-биби (кокетливо). Вы стоите спиной, чтобы показать свою ученость и благовоспитанность. Но я уже в прошлый раз убедилась, что вы у нас самый ученый и благовоспитанный мудрец.
Насреддин. Я рад услышать похвалу из уст самой знатной, самой прекрасной женщины во дворце! Да-да, самой прекрасной! Вы обещаете не сердиться, почтеннейшая Отун-биби? В прошлый раз мне случайно удалось увидеть ваше лицо.
Отун-биби. Ах! Я даже вся покраснела!
Насреддин. Случайно, совершенно случайно. В этом виноват не я, мои глаза. Вы не сердитесь, Отун-биби?
Отун-биби. О нет, если бы нарочно… Присядьте, уважаемый Гуссейн Гуслия…
Насреддин. Ковер моей благодарности разостлан под вашими ногами. (Садится спиной к Отун-биби.) Я пришел сообщить…
Отун-биби. Знаете что, уважаемый Гуссейн Гуслия, не сочтите вольностью и распущенностью с моей стороны…
Насреддин. О, что вы!..
Отун-биби. Вам неудобно сидеть ко мне спиной, и вряд ли это соответствует вашему воспитанию. Раз вы меня все равно уже видели, я думаю, вы можете повернуться. Я уже не так молода…
Насреддин (отвешивает низкий поклон). Я пришел сообщить нечто важное, касающееся вас. Звезды предсказывают…
Отун-биби. Что они могут мне предсказать? (Изнемогая.) Говорите же, говорите скорее…
Насреддин. Они предсказали, что сегодня ночью в гарем великого эмира проникнет Ходжа Насреддин.
Отун-биби. Насреддин? В гарем?
Насреддин. Так явствует из расположения звезд.
Отун-биби. Ну нет! Он у меня в один миг узнает, как соваться в гарем!
Насреддин. Я должен предупредить вас. Этот нечестивец обладает опаснейшим свойством: как только женщина его увидит, она теряет от любви разум.
Отун-биби. Ну, мне это не опасно, я уже не так молода.
Насреддин. Не говорите так. Этот богохульник предпочитает как раз немолодых женщин и в особенности женщин знатного рода.
Отун-биби. О, какое безобразие и невоспитанность!
Насреддин. Однажды он забрался в гарем ширазского правителя в надежде обесчестить его престарелую жену.
Отун-биби. Престарелую жену? Какое богохульство! Не понимаю, как небо до сих пор не покарало такого преступника! Как подобного распутника еще держит земля!..
Насреддин (поднимаясь). Я вас предупредил.
Отун-биби. Спасибо, спасибо, Гуссейн Гуслия. Я очень благодарна вашим звездам. Уж я-то с этим безобразником сумею расправиться! Уж я сумею! (Скрывается в калитке, идет по садику, бормоча с возмущением.) Престарелую жену правителя Шираза… О богохульник! (Подходит к зеркальцу, начинает поспешно рисовать себе брови, красить щеки, расчесывать волосы.) О дерзкий нечестивец! Жену ширазского правителя!.. О бесстыдный распутник!..
Тем временем Насреддин отвязал фальшивую бороду, сиял чалму и халат звездочета. Свернув все в узел, подходит к калитке, громко стучит.
(Нежно.) Кто стучится так поздно в нашу калитку? Злой дух или добрый человек?
Насреддин. Это несчастный влюбленный, изнемогающий под бременем своей любви.
Отун-бнби (открывая калитку). Кто вы, таинственный чужеземец? Чего вы ищете тут?
Насреддин. Я ищу мою любовь. Она обитает в этом гареме.
Отун-биби. В гареме?
Насреддин. Да, и, может быть, под этим покрывалом? (Делает движение приподнять покрывало.)
Отун-биби. Ах нет!.. Не надо… (Отстраняется, увлекая Насреддина за собой в садик.) Вы просто хотите надо мной посмеяться! Давайте лучше сядем, побеседуем.
Насреддин (садится, начинает петь).
Чтоб тебя окликать, мне
Даны
Губы!
Чтоб тебя окликать!
Чтоб тебя не видать, мне
Даны
Очи!
Чтоб тебя не видать!..
Гюльджан услышала призыв Насреддина, выглянула из двери гарема.
Отун-биби. О чужеземец, не надо петь! Лучше давайте тихо беседовать, пересыпая слова, подобно жемчугу.
Насреддин. Слушаю и повинуюсь! О моя возлюбленная, калитка моего сердца открыта! Путь моей любви свободен! И чайхана моей страсти укроет вас!
Отун-биби (стонет). Почтеннейший чужеземец, не надо… Вы терзаете мое сердце!
Гюльджан поняла, крадется к калитке.
Насреддин (чтобы отвлечь внимание Отун-биби). Ах! (Хватается за грудь, потом начинает что-то ловить у себя под ногами.)
Отун-биби. Что с вами?
Насреддин. Сердце… оно выпрыгнуло!.. Вот, вот оно!.. (Увидев, что Гюльджан благополучно выскользнула в калитку, говорит с облегчением.) Поймал! (Кладет себе за пазуху.) Ну, теперь у меня сердце на месте, и мне пора уходить.
Отун-биби. Так скоро?
Насреддин. Но если великий эмир застанет меня с вами…
Отун-биби. Не бойтесь, прекрасный чужеземец! Я уже не в таких годах, чтобы этот дурак вздумал меня ревновать. (Нежно.) Да, я уже не в таких годах…
В раскрытую калитку заглядывает рябой стражник. Увидев Насреддина, замирает в изумлении. Ахнув, убегает.
Может, вы думаете, что перед вами какая-нибудь девчонка? Смотрите же! (Гордо откидывает покрывало, открыв размалеванное лицо.)
Насреддин (зажмурившись). О! Ваша красота ослепляет!
Отун-биби. Не правда ли? (Удерживая Насреддина за рукав, сладостно.) «Если я роза – сорви меня и положи на сердце свое, и сердце твое затрепещет, подобно крылу соловья…»!
Насреддин пятится к калитке.
(Неотступно следует за ним.) «Если я птенчик – будь моим гнездышком, дабы я могла укрыться в тебе от ветра невзгод!..»
К калитке бегут эмир и три стражника.
Рябой стражник (эмиру). Награда моя!
Отун-биби. «Если я кисть винограда…».
Стражники врываются в садик. Увидев их, Насреддин одним прыжком достигает двери гарема и скрывается внутри. Эмир и стражники устремляются за ним. Слышен визг перепуганных жен.
(Стоявшая в оцепенении, вознегодовала.) Какое безобразие! Ворваться в гарем! Сейчас я вам всем покажу! (Опустив покрывало, бежит за ними.)
Из гарема доносятся крики, потом из окна выпрыгивает Насреддин, уже опять переодетый Гуссейном Гуслия. В тот же миг из дверей гарема вылетает эмир, выброшенный руками Отун-биби. Падает на спину.
Эмир (поднимаясь, крикливо). Гуссейн Гуслия! До чего же дошло распутство в нашем государстве, если мы даже в собственном гареме не имеем покоя от Насреддина! (Испуганно оглядывается.) Посмотри, не скрывается ли он где-нибудь тут!
Насреддин (усердно ищет, приподнимает ковры и подушки, шарит палкой в мраморном бассейне, приоткрывает крышку кувшина). О повелитель, я могу поручиться, что, кроме меня и эмира, тут нет никого.
Дверь гарема вновь распахивается. Отун-биби вышвыривает стражников одного за другим и наконец появляется на пороге сама.
Отун-биби (эмиру). Вы что здесь безобразничаете? Вы забыли, что здесь я хозяйка? Я – хранительница!
Эмир. Мы отстраняем вас от должности…
Отун-биби. Кого?
Эмир отшатнулся.
Меня?.. (Откидывает покрывало.)
Насреддин отвернулся, стражники, лежащие ниц перед эмиром, уткнулись носами в землю.
Да вы, я вижу, забыли, с кем разговариваете?! Я вас живо научу вежливости! Завтра же я напишу в Хиву моему отцу, и он выступит против вас со всем войском! Да, со всем войском!.. И я тогда посмотрю, что останется от всей вашей Бухары!.. Завтра же напишу, так и знайте! (Захлопывает за собой дверь.)
Эмир (вытирая пот со лба). Но куда же он мог скрыться?
Рябой стражник. В гареме его нет, повелитель. Он убежал.
Эмир. Ваши головы уже пляшут на ваших плечах!
Отун-биби (высунувшись из двери). Через две недели хивинские войска будут здесь! Они вам покажут отстранение от должности! Они в один миг разнесут всю Бухару! В один миг! (Захлопывает дверь.)
Эмир. Уф!.. (Садится.) Скажи, Гуссейн Гуслия, был ли ты когда-нибудь женат?
Насреддин. Нет, повелитель.
Эмир. Да, мы видим, что ты воистину несравненный мудрец!
Отун-биби (высунувшись из двери). А через месяц ваша голова будет торчать в Хиве на дворцовых воротах! Так и знайте! (Захлопывает дверь.)
Эмир (заметив, что Насреддин пристально смотрит в небо). Что ты увидел там, Гуссейн Гуслия?
Насреддин (радостно). Пусть великий эмир посмотрит на звезды! Они изменили свое расположение. Теперь властелин Бухары может коснуться Гюльджан!
Эмир. Наконец-то! Мы войдем к ней сейчас же! (Робко стучит в дверь гарема.) Достойнейшая и почтеннейшая Отун-биби!
Отун-биби (открыв дверь). Ну чего вам еще?
Эмир. Не сердитесь… Мы вновь утверждаем вас в должности… Мы просим вас пойти к Гюльджан и поведать ей, что соловей нашего сердца уже склоняется к розам ее лица.
Отун-биби. То-то! (Скрывается.)
Эмир (в радостном одушевлении). Слава звездам, вершащим дела государей, предуказывающим нам зло и добро!
Насреддин (вторит). Слава звездам, вращающимся на базаре, превращающимся в золото и серебро!
Эмир. Слава звездам, несущим носящим короны минование предзнаменований судьбы!
Насреддин. Слава звездам! Они несчастным влюбленным ускользнуть помогают от верной беды!
Эмир. Слава звездам, хранящим эмиров и ханов, предохраняющим их от ослиных оков!
Насреддин. Слава звездам, даже если они неустанно превращают властителей в ишаков!
Эмир. Слава звездам!..
Из гарема выбегает разъяренная Отун-биби.
Отун-биби. Ах обманщик! Ах нечестивец! Ну, этого я ему никогда не прощу!
Эмир (испуганно). Почтеннейшая Отун-биби…
Отун-биби. Калитка любви! Чайхана страсти! Мошенник! (Насреддину.) Как же вы говорили, что он предпочитает женщин немолодых и знатного рода? А он польстился на какую-то девчонку, на горшечницу!
Эмир. Ради Аллаха, что там случилось еще?
Отун-биби (эмиру). Если вы не поймаете Насреддина, пеняйте на себя! Поймайте и отрубите ему голову один раз и навсегда!
Эмир. Но что случилось?
Отун-биби. Ваша горшечница похищена!
Картина восьмая
Декорация четвертой картины. На троне восседает эмир, окруженный сановниками. Справа от него – Насреддин. Слева – ишак Насреддина.
Перед эмиром под охраной стражников стоят Нияз, Шир-Мамед и Юсуп. Подле них – палач с ятаганом.
Бахтияр. Во имя Аллаха милостивого, милосердного, повелитель Бухары великий эмир, взвесив на весах справедливости прегрешения, кои совершили его подданные по укрывательству Ходжи Насреддина, соизволил постановить: горшечника Нияза, у коего означенный преступник долгое время жил и скрывался, лишить жизни через отделение его головы от туловища…
Сановники. О мудрый эмир! О мудрейший из мудрых! О умудренный мудростью мудрых! О над мудрыми мудрый эмир!
Бахтияр. Что же касается прочих укрывателей, то первым наказанием для них будет лицезрение смерти горшечника, дабы они трепетали, ожидая для себя еще худшей участи!
Сановники. О справедливый! О праведный! О вершащий суд! О мудрый! О великодушный эмир!..
Бахтияр. Если же кто из осужденных укажет местопребывание Ходжи Насреддина, тот не только будет освобожден сам, но и всех остальных освободит от всякого наказания. Кузнец, не укажешь ли ты местопребывание Насреддина?
Юсуп. Нет.
Бахтияр. А ты, седельник?
Шир-Мамед. Я?.. Я?.. (В испуге смотрит то на Насреддина, то на палача.)
Бахтияр. Великий эмир ждет твоего ответа, седельник!
Шир-Мамед. Ждет… Эмир ждет… (Овладевая собой.) Нет! Я ничего не скажу!
Бахтияр (делая знак палачу). Горшечник Нияз! Может быть, ты укажешь местопребывание Насреддина?
Палач поднимает ятаган.
Нияз. Нет! Вот моя голова! Рубите! (Вытянув шею, подставляет под ятаган седую голову.)
Насреддин (громко). Повелитель, прикажи остановить казнь, и я поймаю сейчас Насреддина!
Эмир удивленно обернулся, делает повелительный жест. Палач опускает ятаган к ногам.
О повелитель! Справедливо ли, чтобы этих мелких укрывателей предали смерти раньше, чем будет казнен главный укрыватель, у которого Насреддин живет сейчас, который поит и кормит преступника и проявляет о нем всяческую заботу?
Эмир. Ты прав. Если есть такой укрыватель, ему надлежит отрубить голову первому.
Насреддин. Но если великий эмир не захочет казнить этого главного укрывателя, справедливо ли будет тогда подвергать смерти этих мелких укрывателей?
Бахтияр. Если мы не пожелаем, то, конечно, откажемся от казни этих малых! Но почему мы можем не пожелать? Укажи нам главного укрывателя, и мы немедленно отрубим ему голову.
Насреддин. Повелитель сказал, что, если он откажется казнить главного укрывателя, которого я укажу, тогда и эти малые будут освобождены! Так ли я понял?
Эмир. Даем в этом наше дарственное слово!
Насреддин. Самый главный укрыватель Насреддина…
Эмир. Говори скорее, Гуссейн Гуслия!
Насреддин. Самый главный укрыватель – это ты, эмир! (Сбрасывает чалму, срывает фальшивую бороду.)
Юсуп (в отчаянии). Остановись!
Нияз. Не надо!
Эмир. Насреддин!
Сановники. Насреддин!..
Стражники. Насреддин!..
Насреддин (эмиру). Прикажи отрубить себе голову!
Эмир делает яростный знак. Стражники хватают Насреддина, вяжут его.
Но эмир обещал освободить осужденных. Эмир дал слово!
Эмир. Мы держим свое слово. Они свободны!
Стражники развязывают ремесленников и выталкивают их за дверь.
Наконец-то ты в наших руках! Сегодня же палачи прекратят твою ничтожную жизнь! Нам остается избрать способ казни. Все ли мудрецы тут?
Бахтияр. Все, повелитель!
Насреддин. Осмелюсь заметить, что я не вижу среди мудрецов Гуссейна Гуслия, мудреца из Багдада!
Эмир. Замолчи!..
Насреддин. Я расшатывал ему зубы клещами, чтобы выпытать его имя. Я пронзал ему раскаленным шилом язык. Но этот человек по-прежнему придерживается мнения, что он и есть настоящий Гуссейн Гуслия.
Эмир. Гуссейн Гуслия? Всемогущий Аллах! Он же сидит в башне! Приведите его, дабы он мог насладиться видом преступника!
Рябой стражник уходит.
(Мудрецам.) Эмир слушает вас.
Длиннобородый мудрец. О луна и солнце вселенной! Так как стоящий перед нами преступник является все же человеком, то можно заключить, что тело его состоит из двухсот сорока костей и трехсот шестидесяти жил, управляющих легкими, печенью, сердцем, селезенкой и желчью. В соответствии с этим, а также в соответствии с учением благочестивейшего Мухамеда-аль-Расуля, я осмеливаюсь утверждать, что, если лишить человека крови, он неминуемо умрет. Исходя из чего… я и полагаю, что предпочтительнее всего отрубить Насреддину голову.
Входит Гуссейн Гуслия. Бросает на Насреддина яростный взгляд. Садится на место, указанное Бахтияром.
Насреддин (спокойно). Султан Турецкий уже отрубил мне голову!
Эмир. Воистину! Наш брат султан Турецкий уже отрубил однажды этому бродяге голову. И, однако, он жив! Надо изыскать иное, более действенное средство.
Бахтияр. Повесить его!
Насреддин. Старость хотя и покрыла серебром вашу голову, Бахтияр, но обогатила ее лишь снаружи, не превратив в золото то, что находится внутри головы. Вы же знаете, что багдадский халиф меня уже вешал.
Эмир. По-видимому, он знает средство переносить без вреда подобный способ казни.
Мудрец в чалме. Можно содрать с него кожу.
Насреддин. Так со мной поступил однажды хан хивинский.
Эмир. У вас на плечах не головы, а перезрелые тыквы! Мы думаем, что наше затруднение разрешит Гуссейн Гуслия, которого этот преступник подвергал ужаснейшим пыткам!
Гуссейн Гуслия (поклонившись эмиру, обращается к Насреддину). А скажи…
Подмигнув мудрецу, Насреддин делает руками движение, как будто поворачивает невидимую палку в невидимой петле. И из груди Гуссейна Гуслия исторгается непроизвольный привычный вопль.
(Подув себе на плечи, будто отгоняя шайтана, вновь обращается к Насреддину.) А скажи – тебя когда-нибудь топили?
Насреддин (с укором). Так ли я поступал с вами, Гуссейн Гуслия?
Гуссейн Гуслия (гордо). Вот верный способ! Этого невежду надлежит погрузить в воду с головой на длительный срок!
Эмир. Утопить его ночью. Тайно!
Гуссейн Гуслия. И еще, повелитель, в книгах сказано: «Хитрецы изворотливы». Поэтому я почитаю необходимым утопить этого хитреца в мешке и заключить его в мешок немедленно, дабы он не мог убежать до своего утопления.
Эмир. Ты несравненный мудрец, Гуссейн Гуслия! (Стражникам.) Заключите Ходжу Насреддина в мешок!
Рябой стражник уходит за мешком. Появляется Джафар, волоча со стенаниями корзину фруктов.
Джафар (кланяясь). Приветствую великого повелителя Бухары и великого султана Египетского!
Эмир. Сегодня, Джафар, ты проявил нерадивость и запоздал с доставкой пищи. Наш возлюбленный брат… (Поворачивается к ишаку и замирает с открытым ртом.) Да ведь это просто ишак, а не султан Абдулла!
Сановники (в изумлении, зашептали). Ишак, а не султан!..
Насреддин. Да, это мой ишак.
Джафар (подпрыгнув от негодования). Его ишак?! Это мой ишак! Аллах свидетель, я уплатил за него этому мошеннику целых четыреста таньга, но не получил даже гроша из тех денег, что растут у него в ушах! (Насреддину.) Ты слышишь, оборванец, это мой ишак! Мой! (Эмиру.) Этот ишак принадлежит мне!
Эмир. Уходи и убери своего ишака!
Стражники выталкивают Джафара. Он утаскивает за собой ишака.
Насреддин. Прощай, мой верный Пфак, прощай!
Входит рябой стражник, начинает натягивать на Насреддина мешок.
(Громко и смело запевает).
Джейран бежит от меня,
Змея шипит на меня,
И смерть сторожит меня,
Потому что я человек!
Стражники напяливают мешок ему на голову. Насреддину удается резким движением высунуться из мешка.
И все же бессмертен я,
И все же бессмертен я,
И все же бессмертен я.
Стражники вновь накидывают мешок на Насреддина, но ему удается высунуться еще раз.
Потому что я человек!
Стражники завязывают мешок.
Занавес
Антракт 5
На авансцене появляется рябой стражник. Убедившись, что никого нет, ударяет в свой щит, подавая этим условный сигнал. Толстый и тощий стражники вносят мешок с Насреддином.
Насреддин (в мешке]. Доблестные воины! Подождите минутку! Я хочу перед смертью прочесть молитву!
Стражники опускают мешок на землю.
Толстый стражник. Молись… Да поскорее!
Насреддин (в мешке). О всемогущий Аллах! Сделай так, чтобы тот, кто найдет закопанные мною десять тысяч таньга…
Стражники переглядываются.
…отнес бы одну тысячу в мечеть и поручил молиться за меня в течение года!.. Топите меня! Предаю дух мой в руки Аллаха!
Рябой стражник начинает быстро развязывать мешок.
Тощий стражник. Ты что? Эмир снимет нам головы!
Рябой стражник (шепотом). Мы его перехитрим! Ты же видел, как эмир подарил ему кошельки!
Из мешка появляется голова Насреддина.
(Вкрадчиво.) Скажи, где спрятаны твои деньги, и мы отдадим в мечеть не одну, а целых пять тысяч таньга!
Насреддин. А где мы находимся?
Рябой стражник. У восточных ворот.
Насреддин. Это воля Аллаха! Значит, деньги где-то здесь, рядом.
Стражники (охваченные алчной лихорадкой). Где, где они?
Насреддин. Поблизости должен быть дом, на крыше которого много горшков.
Стражники. Горшков?
Бросаются в разные стороны.
Первый стражник (заглядывая за занавес). Вот! Вот этот дом!
Стражники (сбежавшись к нему). Вот этот дом!
Насреддин. Надо пройти через двор, потом перелезть через высокий забор…
Стражники (хором, подобно прилежным ученикам). Перелезть через высокий забор…
Насреддин. Там растут три розовых куста, расположенные треугольником…
Стражники. Расположенные треугольником…
Насреддин. Под каждым из них я закопал по три тысячи триста тридцать три таньга с одной третью.
Рябой стражник (торжествующе). Ага!
Тощий стражник. Пошли скорей!
Стражники завязывают мешок.
Рябой стражник (толстому). Покарауль, пока мы сбегаем деньгами.
Толстый стражник. А почему должен караулить я? Пусть останется он!
Тощий стражник. Да, а вы там поделите деньги без меня!
Рябой стражник (толстому). Оставайся, мы тебя не обманем. При твоем брюхе ты все равно не перелезешь через забор!
Тощий и рябой стражники бегом скрываются за занавесом. Тотчас же занавес поднимается, вновь открывая их.
Картина девятая
Декорация первой картины.
Ночь.
Тощий и рябой стражники скрываются во дворике Нияза. Толстый, вздыхая и недоверчиво глядя им вслед, начинает ходить перед мешком.
Насреддин (из мешка). Идут… Идут… Идут… Пришли!
Толстый стражник порывается броситься вслед за стражниками.
Перелезают через забор… Перелезают… Перелезают… Перелезают… Перелезли!
Толстый стражник шумно вздыхает.
Копают… Копают… Копают… О, нашли!
Толстый стражник. Как долго они там возятся…
Насреддин. Они, наверное, прячут деньги в другое место, а завтра вы все трое придете за ними.
Толстый стражник (охваченный тревогой, шумно сопит и притворно зевает). Ах-ха!.. Я что-то устал… Прилягу вот тут на траве. (На цыпочках отходит, ныряет в калитку.)
Насреддин начинает крутиться в мешке, пытаясь освободиться. Это ему не удается. Входит Джафар.
Джафар (увидел мешок). Мешок!.. (Ткнул в него клюкой.)
Насреддин кашлянул.
Эге! Да здесь человек!
Насреддин. Конечно, человек. А что в этом удивительного?
Джафар. Как – что удивительного? Зачем ты забрался в мешок?
Насреддин. Значит, нужно, раз забрался.
Джафар. Тебя посадили в мешок насильно?
Насреддин. Стал бы я платить шестьсот таньга, чтобы меня посадили в мешок насильно!
Джафар. Шестьсот таньга?
Насреддин. О, прохожий, я тебе все расскажу, если, выслушав, ты сразу уйдешь и не будешь мне надоедать. Этот мешок принадлежит одному арабу и обладает волшебным свойством возвращать владельцу потерянные вещи. У меня вчера воры похитили одежду. Но вот я просидел в мешке два часа в голом виде, и ко мне вернулась моя чалма, мой халат и мой пояс!
Джафар. Если ты получил свои вещи обратно, зачем ты продолжаешь сидеть в мешке?
Насреддин. Я досиживаю свой срок. Деньги заплачены за четыре часа, не пропадать же им зря!
Джафар. О человек, сидящий в мешке! Я тоже потерял… ишака, у которого в ушах растут деньги!
Насреддин. Ты смеешься, прохожий!
