Легенда о дедушке Турахоне изложена Леонидом Соловьёвым чрезвычайно подробно и тщательно. История жизни праведника, память о нём, гробница неподалёку от Коканда, детально описано всё. Не могу удержаться от соблазна процитировать первоисточник:
По старинному преданию, Турахон, родом кокандец, остался уже в пятилетнем возрасте круглым сиротой и пошел скитаться по базару, выпрашивая милостыню. До самого дна испил он горькую чашу безысходного сиротства; такое испытание может либо ожесточить человека, превратив его сердце в камень, либо направить к возвышенной человеческой мудрости, если обиду и горечь за себя он – силой своего духа – сможет переплавить в обиду и горечь за всех. Так и случилось с Турахоном: в зрелость он вошел с душою, раскаленной гневом к жестокосердым богачам и жалостью к бедным, особенно к детям, бессильным помочь себе.
Ему было двадцать пять лет, когда он с одним караваном ушел из Коканда; вернулся же в родные края уже сорокалетним. Все это время он провел в Индии и Тибете, изучая тайны врачевания, и достиг в своем деле необычайных высот. Рассказывали, что он исцеляет прикосновением, говорили еще, что с богатых людей он неукоснительно берет за исцеление большую плату, но тут же все полученное тратит на детей бедноты.
Он ходил всегда сопровождаемый толпой ребятишек всех возрастов; когда у него бывали деньги, он подходил к лавке торговца игрушками или сластями и покупал ее сразу всю для своих маленьких друзей. Если же денег у него не было, а на глаза попадался какой-нибудь полуголый босой малыш, Турахон без дальних слов вел его сначала к продавцу халатов, затем к продавцам сапог, поясов, тюбетеек и всюду произносил только два слова: «Будь милосердным!» И продавцы, трепеща под взыскательным взглядом старца, – а ко взрослым он был весьма строг, – обували и одевали ребенка, не осмеливаясь даже заикнуться о деньгах, памятуя, что дедушка Турахон волен не только исцелять, но и наказывать жестокосердых болезнями.
Когда он умер, тысячи детей, заливаясь слезами, провожали старца на кладбище. Ученые мударрисы и муллы не согласились причислить Турахона к сонму праведников: он-де не соблюдал постов, нарушал-де правила и установления ислама и за всю жизнь не пожертвовал ни гроша на украшение гробниц, говоря, что живым беднякам деньги нужнее, чем мертвым шейхам. Но простой народ сам, своей властью, признал Турахона праведником; слава его распространилась далеко за пределы Коканда, по всему Востоку. А майский праздник его имени принадлежал детям.
Поверье говорило, что в канун своего праздника дедушка Турахон ходит по дворам и разносит ребятишкам, достойным его внимания, подарки, оставляя их в подвешенных для того тюбетейках. Дети начинали готовиться к торжественному дню задолго до весны. Еще дули пронизывающие ледяные ветры, еще летел с мглистого неба сухой колкий снег, еще стояли черными, безжизненными сады и звенела под арбными колесами земля, превращенная морозом в камень, – а ребятишки стайками уже собирались по утрам за стенами, заборами и в других местах, укрытых от ветра, и с посиневшими, хлюпающими носами, ежась в своих халатиках и зажимая ладонями уши, вели степенные длительные разговоры о Турахоне. Ребятишки знали с достоверностью, что он весьма разборчив, – получить от него подарок было делом очень хитрым и удавалось не всякому. Для этого за пятьдесят дней, предшествующих празднику, требовалось: во-первых, ни разу не огорчить родителей, во-вторых, ежедневно совершать какое-нибудь одно доброе дело, например – помочь слепому перейти мостик или донести какому-нибудь старику его поклажу, в-третьих, на эти пятьдесят дней нужно было отказаться от сладостей, что так соблазнительно красовались на лотках разносчиков, и накопить денег для покупки новой красивой тюбетейки (известно было, что дедушка Турахон не любит старых, засаленных тюбетеек и обычно оставляет их без внимания, делая исключение лишь для самых бедных детей).
В течение пятидесяти дней во всех семьях царили тишина и благонравие. Дети беспрекословно слушались, ходили на цыпочках и разговаривали полушепотом, боясь прогневить дедушку Турахона. Даже самые отчаянные шалуны превращались на это время в кротких овечек; не слышно было воплей, криков, не видно драк, игры в камешки и лихих скачек в развевающихся халатиках, с гиканьем и свистом, на спинах друг у друга.
А в канун праздника повсюду начиналась великая суета и беготня – таинственные встречи, пугливый шепот, учащенное биение маленьких сердец. Дело в том, что муллы весьма неодобрительно относились к этому празднику, а в иных местах – запрещали его совсем, что придавало ему в глазах юных почитателей Турахона еще большую заманчивость. Нужно было пришить к тюбетейке три ниточки: белую – знак добра, зеленую – знак весны и синюю – знак неба; затем, с наступлением ночи, тайно выйти из дому куда-нибудь в сад или виноградник и там повесить тюбетейку, стоя лицом к усыпальнице Турахона и не отрывая взгляда от созвездия Семи Алмазов. Затем следовало трижды прочесть тайные слова, обращенные к Турахону, и трижды поклониться земно, – и только совершивши все это, можно было возвращаться домой и ложиться спать. Строжайше запрещалось вскакивать ночью и бегать к тюбетейкам, – вот почему эта ночь для многих маленьких нетерпеливцев была мучительна.
Зато праздничное утро искупало все! Радостный визг стоял в каждом доме. Одним дедушка Турахон оставлял в подарок шелковые халатики, другим – сапожки с красными или зелеными кисточками, третьим – игрушки и сласти; девочкам – туфли, перстеньки, платья… Вот каким он был добрым и заботливым, дедушка Турахон! И целый день в садах, в легком зеленом дыму весенней листвы, кружились пестрые детские хороводы и слышалась песенка, сложенная детьми в честь своего покровителя:
Открывает южный ветер
Вишен белые цветы,
День встает, лучист и светел,
Солнце греет с высоты.
И под ясный свист синицы,
Под весенний гром и звон,
Просыпается в гробнице
Добрый старый Турахон.
Достает он свертки шелка,
Ниток яркие пучки,
В руки он берет иголку,
Надевает он очки…
Дни весенние крылаты, –
Сна не зная от забот,
Шьет он мальчикам халаты,
Платья девочкам он шьет.
Не склоняя на подушки
Убеленную главу,
Он берется за игрушки,
За конфеты и халву…
И когда всем детям снится
В лунном свете майский сон, –
Он выходит из гробницы –
Добрый старый Турахон.
Подсмотрели мы с тобою:
Со своим большим мешком
Благоносною стопою
Ходит он из дома в дом…
За подарки в день счастливый,
Ясный, теплый, золотой,
Мы поем ему «спасибо»
В нашей песенке простой.
Пусть же, песенке внимая,
Погружаясь снова в сон,
В этот день веселый мая
Улыбнется Турахон!…
…
Вблизи Коканда, в низине, где жители южной части города сеяли рис, были в те времена теплые озера, питавшиеся водами горячих подземных источников. Здесь весна начиналась на целую неделю раньше: вокруг сады еще чернели, а на озерах – цвели, вокруг – зацветали, а здесь уже зеленели, согретые солнцем сверху и горячими родниками снизу.
Отсюда можно заключить, что дедушка Турахон не без умысла избрал эту низину для своей усыпальницы: здесь он мог на целую неделю раньше браться за свои разнообразные дела – портновские, сапожные, игрушечные и халвяные. Его скромная гробница была украшена только двумя черными конскими хвостами, укрепленными на шестах перед входом; вокруг теснились старые корявые карагачи, нижние ветви которых были увешаны пестрой бахромой шелковых ленточек, принесенных сюда почитателями праведника. Обилие этих ленточек свидетельствовало, что память о нем не тускнеет в сердцах мусульман.
К сожалению, никаких упоминаний о добром и праведном Турахоне-бобо в среднеазиатском фольклоре нет. Как нет? — удивится читатель. — Ведь если набрать слово «Турахон» в поисковике интернета можно прочесть об этом восточном коллеге Деда Мороза? А дело, оказывается, в том, что, подробно рассказывая о Турахоне, все ссылаются исключительно на текст «Повести о Ходже Насреддине». То есть налицо одна из гениальных мистификаций Леонида Соловьёва, на которые он был величайший мастер.
Если говорить о действительном аналоге Деда Мороза, то тогда это Кор-бобо, то есть «Снежный дед» (плюс Кор-кыз —«Снежная девушка», для комплекта). Чтобы приблизить холодного снежного деда к местным реалиям, его одели в полосатый халат и праздничную тюбетейку, усадили на ишака и нагрузили мешками с подарками. Но это речь о холодном празднике 1 января, который не имеет никаких традиций в Средней Азии. Турахон не похож на эту санта-клаусовскую пародию, к тому же, как мы помним, праздник-то весенний, майский!
Немного ближе к празднику Турахона празднование Навруза (а в фильме «Гляди Веселей» так прямо и говорится о Наврузе, вопреки тексту книги), которое имеет глубокие, ещё доисламские корни и отмечается всеми среднеазиатскими народами в день весеннего равноденствия, 21 марта (а не в мае). С празднованием Навруза связано множество известных и уважаемых традиций, начиная от приготовления сумаляка и участия в разнообразных народных играх до посещения родных и друзей, а также подготовки земледельцев и пастухов к новому сезону. Но все эти обычаи опять же не похожи на сопровождающие праздник Турахона в книге.
В фольклоре многих тюркских народов, включая среднеазиатские, встречаются имена Хызра и Ильяса. Иногда их имена соединяют в одно целое — Хызр-Ильяс и также называют одним из претендентов на мусульманский вариант Деда Мороза. Например, у турков с этими именами связан целый праздник — праздник Хыдреллез, празднуемый на территории современной Турции повсеместно пятого или шестого мая.
Жизнь пророков Хызра и Ильяса, согласно турецкому фольклору, нематериальна. Они живут на второй ступени пятиуровневой жизни, поэтому они одновременно могут находиться в нескольких местах. Чувствуете связь с суфийскими учениями, в частности, с братством Молчащих и Постигающих? Впрочем, не будем углубляться в этой теме в дебри суфизма, оставив изыскания дервишей для другого, более подобающего случая.
По турецкому поверью Хызр и Ильяс — братья, договорившиеся вернуть на землю Весну. Они встречаются всего лишь раз в году — шестого мая по григорианскому календарю (по юлианскому — 23 апреля). От соединения их имен и произошло турецкое название праздника — Хыдреллез.
Фольклорный герой Хызр у поволжских татар — это пророк, испивший живую воду и получивший бессмертие до конца света. Частый персонаж эпоса и сказок (например, «Тахир и Зухра») он, обычно, в обличии путника или нищего встречается в пути, приходит на помощь нуждающимся, творит чудеса и наказывает людей жадных, имеющих плохие намерения. Зачастую он принимает образ мудреца или дервиша. Согласитесь, что это очень похоже на дедушку Турахона, плюс совпадает по времени празднования — как раз начало мая.
Также, в фольклоре татарского народа личность Хызра встречается и в приметах, связанных с земледелием. Особенно в приметах, предвещающих наступление весны. Например, существовало поверье, что на тех полях, откуда проходил Хызр с белой бородой и с котомкой за спиной, соберут небывалый урожай. Вообще имя Хызр-Ильяса ассоциируется с урожаем, сытостью, изобилием. Например, про неистощимое обилие у татар принято говорить: «Хызр таягын тыккан»(«Хызр коснулся своей палкой»). Тут уже один шаг до подарков в подвешенных на ночь тюбетейках!
Интересно, что в этот день принято оставлять все окна открытыми, чтобы Хызр, приносящий благополучие, мог свободно проникнуть в дом. Загадываются желания, для чего повязываются ленты на деревья (помните Зульфию, дочь Мамеда Али?) Также требуется оставить неприкрытыми мешочки с мукой и другими продуктами и кошельки, чтобы Хызр дотронулся до них рукой и ниспослал изобилие. Но если в доме будет грязно, то Хызр обойдет его стороной. Да это же вылитый дедушка Турахон! Считается, что пища, приготовленная в день праздника, имеет целебные свойства, также как и собранные в этот день травы. Помните про умение Турахона исцелять, после его посещения Индии и Тибета?
В отличие от Турции, у среднеазиатских и поволжских народов культ Хызр-Ильяса сохранился всего лишь на уровне фольклорных персонажей, примет и поверий и не смог перерасти в празднования. Однако некоторые фрагменты турецкого праздника Хыдреллез имеют сходство с татарским Сабантуем. И, поскольку корни праздника находятся в солнечном, земледельческом календаре, как и Навруз, он не пользовался популярностью мусульманского духовенства, как и праздник Турахона из книги Соловьёва. Хотя знатоки ислама говорят, что Хызр учил Мусу (Моисея) и был праведником и пророком. Имам Навави в книге «Тахзиб аль-Асма валь люгат», опираясь на некоторые хадисы, утверждает, что Хызр не умер, и будет жить вплоть до кыямата (воскрешения). А Ильяс, как вы наверное догадались — это пророк Илья.
Известный востоковед В.В. Бартольд писал: «В образе Хызра слились в одно целое легенды различных времён и народов, от вавилонского Гильгамеша до ветхозаветного Еноха и Ильи; с Ильёй Хызр иногда сливается в одно лицо (отсюда «Хадерильяс» в Ашик-Керибе Лермонтова), иногда Хызр и Илья упоминаются рядом, причём Илье приписывается власть над пустынями, Хызру — над водами и культурными землями…». Ещё Бартольд заметил, что легенды о Хызре появляются там, где присутствуют суфии. Приходит он только тогда, когда в нём нуждаются. С Хызром может встретиться любой человек, но то, какую пользу он извлечет из этой встречи, зависит от того, насколько чисты его намерения. Хызр, говорят, может посетить человека, если он достоин его посещения, и будет присутствовать столько времени, сколько достоин его присутствия человек.
Откуда же взялось имя Турахон? Рассказывая о значении имён персонажей книги, мы уже упоминали, что Турахон в тюркских языках означает «повелитель», «царевич» , «правитель», «властелин». Наверное, оно было выбрано писателем, дабы показать могущество добра праведника. Что любопытно, есть аналогичное женское имя, и его носила известная в двадцатых годах прошлого века Матушка Турахон, или, как ее звали в народе, Турахон-ойе. Первой из узбечек она вступила в Коммунистическую партию, встречалась с Лениным, была активисткой Худжума (движение за расноправие женщин) и сбросила паранджу и чачван. Не знаю, есть ли какая-либо связь между ней и дедушкой Турахоном, но, учитывая обстоятельства создания второй части «Повести…», можно предположить и такое.
Так что история о Турахоне есть не что иное, как талантливая фольклорная импровизация Леонида Соловьёва на основе легенд о Хызре, перенесённых на почву Ферганы и спроецированная на детей. И не просто импровизация, а целый миф, с успехом принятый многими людьми, даже никогда не читавшими первоисточника.
