Попробуем ответить на вопрос: в какое время мог существовать Ходжа Насреддин из книги Леонида Соловьёва, если попытаться оттолкнуться от некоторых фактов, упоминаемых в книге. Их достаточно много, но если отбросить литературные условности и анахронизмы, (например, упоминание калифа багдадского, явно не соответствующее описываемой исторической эпохе), то речь пойдёт исключительно о Бухарском эмирате и Кокандском ханстве.
Правитель Коканда Алим первым принял титул хана в 1798 году. Он много воевал, присоединив к ханству Ходжент, Ташкент (тогда Шаш) и многие другие города. Кстати, одного из его военачальников звали Джумабай, что очень похоже на Джурабай — имя Камильбека в первой версии киносценария. Но, поскольку хан в книге именуется новым ханом, он, как минимум, второй после Алима, т.е. после 1809 года (согласно «Краткой истории Кокандского ханства» Наливкина).
Умар-хан был известен как покровитель науки и искусств. Его старшая жена, мать будущего Мадали-хана, писала стихи под псевдонимом Надира. Вот её портрет:
Умар-хан продолжил политику своего брата Алим-хана по расширению Кокандского ханства, но он использовал более мягкие методы. В 1822 году Умар-хан скончался в возрасте 35 лет и ханом был объявлен его 14 летний сын Мухаммад Али-хан, более известный как Мадали-хан. Он правил двадцать лет, до апреля 1842 года. С этого момента начинаются многочисленные междоусобицы, связанные как с походом бухарского эмира Насруллы на Коканд, так и с внутренними распрями кокандских вельмож.
За неимением изображений кокандских ханов приведём портрет бухарского эмира Насруллы, убившего Мадали-хана, его мать Надиру, и какое-то время занимавшего оба престола:
Плюс недолго было уже и до завоевания Кокандского ханства Российской империей. Так что реальные рамки возможного действия «книжного» Ходжи Насреддина в Коканде можно обозначить с 1809 по 1841 год.
Конечно, наиболее вероятный претендент на кокандского хана из «Очарованного принца» — это Умар-хан, который был известен своей религиозностью. При нём были возведены многочисленные мечети и медресе, о чём недвусмысленно говорится и у Соловьёва:
Из дворца шли мрачные слухи: новый хан, пылающий необычайным рвением к исламу, отдавал все свое время благочестивым беседам и ничего больше знать не хотел. Строились медресе, новые мечети; со всех сторон в Коканд съезжались муллы, мударрисы, улемы; для прокормления этой жадной орды требовались деньги; подати возрастали. Единственным развлечением хана были скачки; с детских лет он страстно любил коней, и даже ислам не мог заглушить в его душе эту страсть. Но во всем остальном он был вполне безупречен и не подвержен суетным соблазнам. Тропинка в саду от гарема к ханской опочивальне заглохла и поросла травой, давно уж не слыша по себе в ночные часы торопливых, мелко летучих шагов, сопровождаемых вялым сопением главного евнуха и нудным шарканием его туфель, влачимых подошвами по земле. От своих вельмож хан требовал такого же целомудрия, от жителей – благочестия; Коканд был полон стражников и шпионов.
Есть свидетельства, что в 1816 году в Коканде молодой хан начал строительство соборной мечети и медресе. Собрав всю знать Коканда, Умар-хан обратился к ним:
— Есть ли среди присутствующих человек, который может сказать, что не нарушал законов шариата?
Никто из советников, вельмож и визирей не вышел вперед. Тогда Умар-хан сказал:
— Хвала Аллаху, выходит я за свою жизнь не преступил законов шариата, — и положил первый камень в основание новой мечети.
Тотчас же местные льстецы удостоили его титулом «жаннат-макон» – «обладатель места в раю». Также Умар-хан получил высшее духовное звание «амир ул-муслимин» (глава мусульман края). Его имя впредь зачитывалось на пятничных молитвах и гравировалось на монетах. Похоже на кокандского хана из книги, правда? К сожалению, у Соловьёва ни слова не говорится о том, что Умар-хан был люителем поэтов и поэзии, сам писал стихи под псевдонимом (до наших дней дошли 544 его стихотворений, в основном о любви), а также о Надире. Наоборот, есть намёк про заросшую тропинку к опочивальне. )) Но любовь к поэзии не мешала Умар-хану быть своевольным и достаточно жёстким, если не сказать жестоким правителем.
Зато в исторической литературе упоминается о любви повелителя к охотничьим выездам, откуда один шаг до любви к коням и скачкам. Но, в конце концов, не должен же литературный герой обладать полным сходством с прототипом, не правда ли? Не сохранилось сведений и о том, от чего скончался Умар-хан в 35 лет. Быть может, действительно хан страдал удушьем, как и его литературное воплощение? Итак, принимая за наиболее вероятного прототипа кокандского хана Умар-хана, имеем промежуток его правления с 1809 по 1822 годы.
Теперь посмотрим, кто мог править Бухарой примерно за десять лет до описываемых во второй книге событий, то есть в промежутке между 1800 по 1830 годы. И неожиданно получаем подтверждение нашей гипотезы в лице эмира Хайдара, правившего как раз с 1800 по 1826 год. По свидетельству известного историка Мангытской династии Ахмада Дониша, этот эмир не отличался государственными или военными талантами, увлекался изучением богословия и даже преподавал в одном из бухарских медресе. А вот что сказано у Соловьёва в «Возмутителе спокойствия»:
Вернувшись, он увидел свою родину еще более несчастной, чем в те дни, когда покинул ее. Старого эмира давно похоронили. Новый эмир за восемь лет сумел вконец разорить Бухару. Ходжа Насреддин увидел разрушенные мосты на дорогах, убогие посевы ячменя и пшеницы, сухие арыки, дно которых потрескалось от жары. Поля дичали, зарастали бурьяном и колючкой, сады погибали от жажды, у крестьян не было ни хлеба, ни скота, нищие вереницами сидели вдоль дорог, вымаливая подаяние у таких же нищих, как сами. Новый эмир поставил во всех селениях отряды стражников и приказал жителям бесплатно кормить их, заложил множество новых мечетей и приказал жителям достраивать их, – он был очень набожен, новый эмир, и дважды в год обязательно ездил на поклонение праху святейшего и несравненного шейха Богаэддина, гробница которого высилась близ Бухары. В дополнение к прежним четырем налогам он ввел еще три, установил плату за проезд через каждый мост, повысил торговые и судебные пошлины, начеканил фальшивых денег… Приходили в упадок ремесла, разрушалась торговля: невесело встретила Ходжу Насреддина его любимая родина.
Восемь лет. Значит, если принять за прототип эмира именно Хайдара, то действие первой книг разворачивается после 1808 года. А теперь ещё одно косвенное доказательство, которое ограничит время с другой стороны. Помните, что говорил Ходжа Насреддин Гюльджан в начале второй книги:
– Слава аллаху! – воскликнула Гюльджан. – Наконец ты догадался, что в твоем возрасте и с таким семейством неприлично болтаться по дорогам, подобно какому-то бездомному бродяге. Мы поедем в Бухару, поселимся у моего отца…
– Подожди, – остановил ее Ходжа Насреддин, – ты забыла, что в Бухаре царствует все тот же пресветлый эмир, и он, конечно, помнит своего придворного звездочета Гуссейна Гуслию. Поселимся лучше где-нибудь здесь, в Коканде или Ходженте.
То есть, спустя десять лет после действия первой книги эмир всё ещё тот же, что прекрасно вписывается в годы жизни Хайдара. Мимоходом отметим странный выбор жительства Ходжи Насреддина к началу второй книги: Ходжент, постоянно раздираемый Кокандским и Бухарским властителями — не самое спокойное место. Однако, это тема для другого размышления.
Итого, путём несложных вычислений имеем: действие «Возмутителя спокойствия» происходи т примерно между 1808 и 1812 годом, а «Очарованного принца», соответственно между 1818 и 1822 годом. Так что соловьёвский Ходжа Насреддин является современником Пушкина. ))
Странно! Я всегда считал, что действие происходит в глубоком средневековье. А может быть, что кокандский хан — такой же анахронизм, как багдадский халиф, только взятый как бы из будущего?
Владислав, да, такая гипотеза теоретически возможна. Просто мы предполагаем, что кокандский хан в контексте дилогии — персонаж весомый, в отличие от багдадского калифа (халифа) который лишь мельком упоминается в первой книге. Кстати, список властителей, которым пишет эмир бухарский в «Возмутителе спокойствия» (хан хивинский, калиф багдадский, султан турецкий, шах иранский, хан кокандский, эмир афганский) недвусмысленно указывает на конец XVIII — начало XIX века и лишь калиф выпадает из него как явный анахронизм. Что это — литературная задумка или небрежность? Кто знает…
А так тема очень интересная и неоднозначная для исследования. Предлагаемый в статье взгляд — лишь один из возможных вариантов. Всё-таки Леонид Соловьёв прекрасно разбирался в истории Средней Азии и, возможно, в тексте рассыпаны другие косвенные указания на конкретную эпоху. Или писатель действительно использовал намеренное «смазывание» веков, дабы подчеркнуть, что Ходжа Насреддин — человек вне времени.
Действие книги без всяких сомнений происходит именно в глубоком средневековье. Веках в XIII-XV. Точная датировка вряд ли возможна, но XIX век, о котором утверждается в данной статье не может быть. Ибо в романе нет другого огнестрельного оружия, кроме пушек, пушки появились не ранее тринадцатого века, индивидуального огнестрельного оружия еще не существует (в частности, у стражников его нет).
Николай, попытаться датировать эпоху по оружию можно, только если мы располагаем несколькими отправными точками, верно? Да, у Соловьёва упоминаются пушки и не упоминается индивидуальное стрелковое оружие, но это не означает, что его не было. Просто в контексте книги не было нужды его упоминать, такое же возможно?
Что касается истории стрелкового оружия в Средней Азии, то именно стражники им не экипировались (разнокалиберные фальконеты с сошками были непригодны для стражи в силу их тяжести, а фитильные ружья, по большей части неисправные, (кремнёвые не были известны даже в начале XIX века) использовались в основном сипахами — регулярной армией). Можете представить себе стражника, имеющего достаточно времени, чтобы выстрелить из фитильного ружья?
Также у Соловьёва нет каких-либо детальных описаний холодного оружия (кучей упоминаются сабли, секиры и копья), которое позволило бы точнее определить время действия.
А вот титула бухарских эмиров, многократно упоминаемого на страницах «Возмутителя спокойствия» не существовало как раз до 1785 года. Если бы Леонид Соловьёв хотел нарочно «смазать» эпоху, ему достаточно было заменить бухарского эмира на бухарского хана и отбросить тем самым время действия назад. Время существования Кокандского ханства указывает опять же на конец XVIII — начало XIX века. Никто же не мешал Соловьёву перенести место действия в какой-нибудь «Гульканд», как это сделали в фильме «Гляди веселей» и избежать возможности привязки к точному месту, но он этого не сделал.
Спасибо за сайт о любимом герое!
Подозреваю, что опознание кокандского хана затруднено и тем, что одним из прототипов был современный Соловьёву правитель. Например, и Сталин, и кокандский хан работали по ночам и из-за этого приходилось не спать их окружению. И порядки в кокандском ханстве дают много параллелей со временем написания «Очарованного принца» (грубо: Камильбек — Берия, Ядгорбек — Жуков).
Влад, разумеется, кокандский хан у Леонида Соловьёва – образ собирательный и исключительно литературный. И параллели со Сталиным вполне уместны. Просто хотелось попытаться найти возможных прототипов эмира и хана в реальной истории Бухары и Коканда. Спасибо за отзыв!